- Верно мыслишь: нельзя.
- Но и на тот берег Яна одного не пустишь: дух у него упадет.
- И это верно, - согласился князь.
- И с малым окружением ты, князь-батюшка, не ступишь туда: ежели печенег переймет нашу славу, быть нам битыми и не сносить головы.
- Экая напасть!
- Вот я и мыслю: или сказать Кучуму, что мы всей ратью двинемся на тот берег, или на свой печенегов пустим, место для бойцов освободим.
- Лихое дело советуешь, дядюшка.
- И впрямь лихое. Потому и надо воевод спросить, их согласие взять.
- Оно, пожалуй, так.
- Только, князь-батюшка, добавлю к этому одно - и ты укрепись в этом: побьет не побьет печенег нашего Яна, а землю русскую не дадим врагу зорить ни три года, ни три дня. Двинемся в сечу!
- Двинемся, потому как русские сраму не имут, - вторя своему отцу, великому князю Святославу, ответил Владимир и добавил: - Иди же позови на совет воевод и тысяцких.
Добрыня ушел, а князь в этот миг вспомнил Анну. Как просилась она с ним в степь, на встречу с печенегами! Она даже прочила ему победу, если будет рядом. Не взял он её: дескать, не женское это дело - в ратном поле быть. А душа кричала: «Да рядом ты, рядом, моя незабвенная! И мы с тобой победим ворогов!»
В просторном княжеском шатре скоро стало тесно. Добрыня позвал всех воевод, тысяцких и даже сотских и Яна с отцом привел, потому как, счел воевода, Ян должен проникнуться духом той ноши, какую положил на его плечи великий князь, должен знать, что ждет его и всю рать, если не переймет победу.
Князь сказал:
- Мы с Добрыней ждем от вас, воеводы-мужи и боярские дети, слово твердое: будем ли стоять, не щадя живота, перед печенегами или повернемся спиной, ежели Ян не добудет победу?
Тут к князю Владимиру подлетел шустрым воробьем старый Усмошвец-Кожемяка и, не признавая чинов, крикнул:
- Сему не быть! Не переймет печенег победу у моего сына! Тебе же говорю, князь: зови печенегов на наш берег, тут мы и устроим им баню!
Глеб поклонился князю и встал с высокомерно поднятой головой рядом с Добрыней.
- Гордыня твоя поспешна, отец, а слова достойные, - отозвался князь и спросил всех: - Что, мужи, мыслите?
- Освободим печенегу место здесь, - топнул ногой Добрыня.
И всё так сделали и в голос подтвердили:
- Здесь будем биться! Русские сраму не имут!
Владимиру сдавило горло, он часто заморгал серыми глазами, склонил голову, да через минуту вскинул и сказал:
- Повелеваю же сдвинуться от реки. Пусть сюда идет печенег, ежели смел. - Он добавил тише: - Но сие не всё. Вы, воеводы и тысяцкие, укрепите рубежи на новом месте. У нас впереди ещё три дня, время есть. Пошлите сей же час воев за частоколом. Рубите его по берегам реки не таясь. А тебе, воевода Добрыня, иной наказ: затаи в последнюю ночь по тысяче воинов по правую и левую руку от печенегов, как перейдут они рубеж.
- Сделаю, - ответил Добрыня.
Князь подошел к Яну. Осматривал его, как коня на торгу, трогал плечи, руки, да будто к теплым камням прикасался. Улыбнулся князь, сказал ласково:
- Янушка, ты уж постарайся, одолей печенега, дабы невесту твою в полон не увел.
И Ян в ответ улыбнулся - по-детски, доверчиво, как старшему брату:
- Не отдам печенегу ладушку. Она у меня вельми пригожа.
Тут князь заглянул Яну за ворот холщовой рубахи, посмотрел на Глеба и строго спросил:
- Крещён ли твой богатырь в православную веру?
- Не крещён, князюшка, да в том беды не вижу. Наша-то древняя вера более движет на битву с ворогом, чем новая. Да твой батюшка Святослав…
- Ишь ты, какой гораздый, - рассердившись, перебил Владимир Глеба. - К чему твоего сына призывал: разбой чинить или державу оберечь?
- Эко сказал: «разбой»! - воскликнул бесстрашный Глеб. - На такую справу я бы тебе своего сына не отдал!
- То-то же! И потому знай: с истинным Господом Богом в душе защищать отчизну надежней.
- Чего не ведаю, о том молчу, - поник Глеб.
- И похвально. - Князь кинул взгляд на Добрыню: - Позови Анастаса-епископа.
Корсунянин Анастас не расставался в походе с князем и был в дальнем углу шатра: стоял близ образа Спаса Нерукотворного.
- Слышу тебя, великий князь, говори, - отозвался он.
- Ноне же и сверши обряд крещения над Яном-богатырем.
- Аминь! - ответил Анастас.
- А тебе, Янушка, - князь снова повернулся к богатырю, - сам Бог велел войти в Христову веру. Глаза-то тебе Богородицей даны. - Князь не забыл и Глеба: - Ты, старый воробей, тоже новую веру прими и остальных к тому побуди! Слышишь?