Выбрать главу

Г. Э. Зенгера. И хотя «Сергей не знает об этом письме», но предложенные лица совпадают с его собственным выбором — великая княгиня излагает государю его мнение, старается поддержать их связь: «Если ты считаешь, что Сергей мог бы помочь, можно было бы написать ему, и он выскажет свое мнение»[37].

Прежде всего опору для государя Елисавета Феодоровна видит в его уповании на Бога. Конечно же, эта мысль сквозит и в ранних ее письмах к нему, но с этого времени она выходит на первый план: «Знаешь ли, когда ты вернул мне мой крест в этот раз[38], меня охватила тревога, и все время потом, и в поезде, я слышала голос, который мне говорил: „Слишком рано, слишком рано — он еще нужен ему“. А ты, с твоей бесконечной деликатностью, боялся лишить меня дорогой святыни. Посылаю его тебе обратно — носи его, сколько сможешь — мне спокойнее, когда он у тебя, а теперь, в это время омерзительной жестокости, он особенно нужен тебе»[39].

В тот день, когда император назначил министром внутренних дел В. К. Плеве, Елисавета Феодоровна послала ему телеграмму: «Бог благословит твою крепкую веру и чистую душу», а вскоре письмо: «Ты представить себе не можешь, как все возносят за тебя молитвы, и какое глубокое впечатление произвело назначение Плеве». Вместе с письмом она выслала «образ, освященный на чудотворной иконе святителя Николая в маленькой церкви в Москве».

В монаршей семье назревал кризис: за несколько лет брака родились четверо девочек, но до сих пор не появился наследник. В Доме Романовых, который не любил Александру Феодоровну, стали обсуждаться возможные кандидаты на престол из боковых ветвей. Рождение наследника стало для императрицы заветной мечтой, о исполнении которой ей говорил оккультист Филипп. Первое упоминание о Филиппе в дневнике Николая II встречается 26 марта 1901 г. Вскоре встречи царской четы с ним стали носить регулярный характер, начались совместные молитвы и мистические сеансы. Николай II и Александра Феодоровна звали его «наш друг». Приведем цитату из письма государя к принцессе Марии Максимилиановне Баденской от 30 апреля 1902 г.: «Меня глубоко тронуло твое участие в смерти Сипягина. Действительно в нем я потерял друга и преданного человека. На то Божья воля! Наш друг провел 4 дня с нами в Петербурге, как раз перед самым этим событием, что значительно облегчило мне перенесение ниспосланного испытания. Словами невозможно передать впечатления, через которые мы все прожили от бесед его».

Сергей Александрович с Елисаветой Феодоровной узнали об этом увлечении царской четы лишь в начале июля 1902 г. Первая запись в дневнике великого князя: «А цари глупят с каким-то магнетизером — un espece de Cagliostro — introduit par les stupides montenegrines! (некто вроде Калиостро, которого привели эти глупые черногорки! — фр.)». Ко времени их приезда в Петербург весь город был уже заполнен противоречивыми и нелепыми слухами, которые только разрослись при известиях о ложной беременности императрицы. Молва тут же связала это сообщение с влиянием Филиппа на императрицу. А государь записал в своем дневнике: «„Наш друг“ говорил чудесно, заставляя забыть про всякое горе!»[40].

Сергей Александрович с Елисаветой Феодоровной и Марией Феодоровной решаются раскрыть глаза царской чете. И так как под влиянием французского оккультиста оказалась, прежде всего, Александра Феодоровна, то первые тяжелые беседы берет на себя великая княгиня. Из дневника Сергея Александровича от 19 августа 1902 г.: «Жена одна к царям — полное объяснение насчет Филиппа! Я еще не вторю». Великокняжеская чета обратилась за помощью к о. Иоанну Кронштадтскому, который сказал, что Филипп «действует от духа прелести, нехороший человек, его молитвы негодны… от таких молитв плод жить не может»[41].

Разговоры с царской четой почти ничего не дают, Николай II и Александра Феодоровна не желают откровенности даже с любимыми родтвенниками. И Елисавета Феодоровна решается остаться рядом с сестрой на время, пока государь с Сергеем Александровичем на маневрах под Курском. Из ее письма к Марии Феодоровне от 4 сентября 1902 г.: «Как видишь, они не оставляли ее здесь наедине со мной; одна из тараканов (черногорские княгини Милица Николаевна и Анастасия Николаевна — Сост.) постоянно там, чтобы Аликс не попала под воздействие моей умиротворяющей любви — бедное, бедное дитя. Если бы ты знала, как мне жаль ее». Из дневника Сергея Александровича от 31 августа 1902 г.: «Бедная жена изводится в Петергофе — мучаюсь за нее!». В декабре великокняжеская чета снова в Царском. Из письма Елисаветы Феодоровны к Марии Феодоровне от 18 декабря 1902 г.: «Ники и Аликс были веселы, спокойны и всем довольны, как ты видела сама; все были рады видеть их такимп. Мне показалось, что это новый старт в их жизни, прежние тревоги позади — все идет хорошо. А теперь вот приезд этой глупой Станы (Анастасия Николаевна — Сост.)… Они бегают за ними — право, как напасть, слепы и самодовольны. Знаешь, у меня было чувство, что все могло бы закончиться, если бы никто из адептов Филиппа не появлялся».

И хотя после разразившегося скандала Филипп вынужден был все-таки покинуть Россию, для Александры Феодоровны он на всю жизнь остался тем «другом», место которого вскоре занял Григорий Распутин. И как в истории с французским оккультистом, великая княгиня, в то время уже будучи настоятельницей Марфо-Мариинской обители, вступила в духовную брань с этим «другом» царской семьи, и… снова не смогла открыть глаза сестре, ведь «нет пророка в своем отечестве». В своем письме к Марии Феодоровне от 29 августа 1902 г. великая княгиня скажет: «Господь не оставит ее, она слепо верила, не видя разницы между истинной верой и состоянием религиозной „exalte“ (экзальтации — фр.)».

«Господь зрит сердце человека», а в сердцах Елисаветы Феодоровны и Николая II, Сергея Александровича и Александры Феодоровны было стремление следовать воле Божией, ходить путями Господними. И у каждого из них этот путь лежал через ошибки, падения, и даже духовные соблазны, но они приобретали духовный опыт — осознание помощи Божией, ощущение присутствия Божиего в их жизни. И Господь показывал им истинный путь.

Благодать Божия была с избытком явлена в дни Саровских торжеств. Запись государя от 19 июля: «Дивен Бог во святых Его. Велика неизреченная милость Его дорогой России; невыразимо утешительна очевидность нового проявления благодати Господней ко всем нам. На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки. Аминь!». Из дневника Сергея Александровича за этот же день: «Молились как никогда!», «подъем духа громадный». Из письма Елисаветы Феодоровны: «Как если бы мы жили во время Христово»[42].

вернуться

37

См. наст. изд. С. 576.

вернуться

38

Вероятно, речь идет о кресте, который вел. кн. Елисавета Феодоровна передала Николаю II еще в декабре 1896 г., после издания рескрипта вел. кн. Сергею Александровичу.

вернуться

39

См. наст. изд. С. 575.

вернуться

40

См. наст. изд. С. 592.

вернуться

41

См. наст. изд. С. 594.

вернуться

42

См. наст. изд. С. 646.