Не знаю, как это произошло, но Елена улыбнулась Гекамеде, та улыбнулась в ответ, и в следующий момент они уже обнимались, смеясь и плача.
Меня это вполне удовлетворило. «Они обе изгнанницы, и обе несчастны», — подумал я и повернулся, чтобы уйти, но меня остановил голос Елены:
— Не беспокойся, Идей, о Гекамеде хорошо позаботятся. Доброй ночи.
Поблагодарив ее, я оставил их вдвоем.
Глава 10
Шутя и всерьез
На следующий день я проснулся поздно и, когда поднялся со своего ложа, почувствовал такую боль во всем теле, что едва удержался на ногах. Освежившись прохладной водой, я сытно позавтракал.
Прежде всего я рассчитывал нанести визит Гекамеде, но был вынужден отложить его, обнаружив, что едва успеваю на назначенную встречу с Орхоменом и Эвеном в доме Киссея. Он жил неподалеку, и я не стал брать колесницу, а пошел пешком.
День был теплый и солнечный. Идя по улицам Трои с их величественными зданиями из гранита и мрамора, было трудно представить, что город уже десятый год находится в осаде.
Все дело заключалось в том, что это не внесло значительных изменений. Конечно, время от времени происходили стычки — особенно ожесточенные, если в них участвовал Аякс. Возможно, события приняли бы иной оборот, если бы не оскорбленный Ахилл, удалившийся в свой шатер и с тех пор не покидавший его.
Жизнь протекала невообразимо скучно, и лишь описанное мною сражение три дня назад нарушило ее монотонность.
Дети весело играли на улицах под бдительным надзором матерей и служанок. На одной из улиц я заметил молодых ребят, маршировавших под стук старого барабана с палками вместо мечей и мрачной решимостью на лицах. Они готовились к будущим сражениям, когда поколение их отцов покинет этот мир. Ныне я с жалостью вспоминаю об этих бедных мальчуганах. Их время так и не наступило.
Трое моих друзей уже ждали меня. Впрочем, особого повода для встречи у нас не было, если не считать желания поговорить о событиях прошлой ночи. Орхомен доложил во дворец о гибели Ала. Приам упрекнул его за то, что он не смог доставить в город тело брата, чем все и ограничилось.
Меня не удивило, что потеря Ала не вызвала особого волнения, — человеку, имевшему пятьдесят сыновей, должно быть нелегко даже запомнить их имена.
Эвен сообщил, что весть о нашем подвиге разнеслась по всей Трое — разумеется, со значительными преувеличениями. Ходил слух, что мы перебили всех греческих царей, кроме Ахилла, которого привезли в Трою пленником. Мы от души над этим посмеялись.
За разговорами и превосходными пищей и вином, которыми потчевал нас Кисеей, я почти забыл о своем намерении посетить Гекамеду. Но когда Орхомен спросил о ней, я тут же встал и собрался уходить, оставив ему и Эвену золото для их воинов, которые так отважно послужили мне.
В дом Париса я прибыл уже после полудня, ожидая от Елены и Гекамеды упреков за свою медлительность. Вообразите мое удивление, когда, войдя в комнату Елены, я заметил на их лицах выражение явной досады!
Все стало понятно, когда я увидел, что они окружены всевозможными мантиями, вуалями, сандалиями и прочими предметами женского облачения. Когда женщина занята своей одеждой, она не выносит присутствия мужчины, кем бы он ни был. Я готов биться об заклад, что, когда Эвридика поднималась из царства теней для ежегодного свидания с Орфеем[72]], он не мог ее поцеловать, покуда она не вплела в волосы цветок и не посмотрелась в ближайший ручей.
В данном случае результаты совещания были налицо. Вы помните, какое впечатление произвела на меня Гекамеда, когда я впервые увидел ее в шатре Нестора, хотя тогда на ней было грубое платье рабыни. Теперь же я увидел ее в изысканном одеянии из самого модного и дорогого гардероба в мире.
Она была слишком прекрасна, чтобы описать это словами. Ее лицо зарумянилось под моим восхищенным взглядом, а в глазах, вместо былого горя и унижения, светилась радость.
Я шагнул к ней, но она, поняв мои намерения, спряталась в объятиях Елены.
— Тебе незачем бежать от меня, Гекамеда, — обратился я к ней. — Я не чудовище.
Ее глаза весело блеснули.
— Тем не менее я тебе не доверяю. Ты выглядишь так, словно готов съесть меня.
— Это истинная правда, — признал я. — Разве ты не самое лакомое блюдо из всех?
— Стыдись, Идей! — смеясь, воскликнула Елена. — Как ты мог так скоро забыть меня?
— Я никогда тебя не забуду, — с галантным поклоном ответил я, добавив вполне серьезно: — Честное слово, я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. Если между друзьями возможна благодарность — что отрицают некоторые философы, — то мое сердце ею переполнено. Не знаю, куда бы еще я мог привезти Гекамеду.
— Ты и впрямь должен быть мне благодарен, — отозвалась Елена с насмешливыми искорками в глазах, — ибо ты разбил мне сердце. Разве не называл меня весь мир самой прекрасной из женщин? Неудивительно, что я привыкла считать себя таковой. Но ты привел ко мне Гекамеду, дабы доказать, что весь мир лгал.
Я окинул обеих критическим взглядом судьи на олимпийских играх и тяжко вздохнул:
— Боюсь, Елена, ты потеряла пальму первенства. Но как же мне повезло! Заполучить одну из прекраснейших женщин в качестве друга, а другую…
Елена весело захлопала в ладоши при виде моего замешательства.
72
Фракийский певец, сын речного бога Эагра и музы Каллиопы. Когда его жена, нимфа Эвридика, умерла, укушенная змеей, он спустился в царство мертвых и, тронув своим пением бога Аида, упросил его отпустить Эвридику на землю. Аид поставил условие: Орфей по пути из подземного царства не должен оборачиваться. Орфей не сдержал слова, обернулся и потерял Эвридику навеки. Что имеет в виду Стаут под «ежегодными свиданиями» — непонятно.