— «От совета Трои по семейным делам, уполномоченного могущественным царем Приамом, Идею, сыну Дара. Имея право, согласно законам, взять в свои покои в царском дворце одну рабыню, ты обещал это Гортине, женщине из Грей, находящейся в услужении у Елены Аргивской в доме Париса, сына Приама, и получил ее согласие. Взяв вместо нее Гекамеду, дочь Арсиноя Тенедосского, ты нарушил договор и посему должен сегодня же предстать перед жрецом храма Фамира и подчиниться воле богов».
Окончив чтение, Сман свернул пергамент, поклонился и повернулся к двери.
— Сман, — окликнул я его, придя в себя от изумления, — кто автор этого послания? Откуда оно исходит?
Гонец колебался:
— Не знаю. Мне вручили его во время обхода в храме Фамира.
— Оно подписано жрецом? Дай мне взглянуть.
Подойдя, он протянул мне пергамент. Внизу дерзким почерком была выведена подпись: «Оилей».
Этого было достаточно. Я отпустил гонца, дав ему серебряную монету, а когда он ушел, повернулся к Гекамеде:
— Кажется, у меня неприятности.
Обуреваемая любопытством, она не удержалась от вопроса:
— В чем дело? Я не поняла ни слова.
— В жалобе Гортины — служанки Елены, — объяснил я. — Она обвиняет меня в нарушении договора.
Гекамеда прищурилась:
— Ну и что?
— Мне велено предстать перед жрецом Фамира, Оилеем. Он мой враг — не важно почему. Вся штука в том, что его устами говорят боги! Решение известно заранее — Гортина выиграет дело!
— И что это означает? — Она посмотрела мне в глаза.
— Это означает, моя дорогая Гекамеда, что твое желание освободиться от меня, по-видимому, исполнится. Будучи холостяком, живущим во дворце, я обязан подчиниться решению жреца, которое мой враг, несомненно, вынесет в пользу Гортины. Следовательно, в этих покоях место недовольной рабыни займет недовольный хозяин.
На лице Гекамеды не появилось выражения радости, которого я ожидал. Вместо этого она стиснула руки и посмотрела на меня, как будто не поняла моих слов.
— Значит, мне придется тебя покинуть? — спросила Гекамеда дрожащим голосом.
Я решил, что он дрожит в предвкушении грядущей свободы. Мысль о том, что мне предстоит потерять ее, внушала мне ужас. Чтобы не показывать своих чувств, я быстро встал и, не ответив на вопрос, вышел из комнаты.
Я не стал тратить время на праздные размышления.
Теперь мне было ясно, что означало предупреждение Елены.
Гортина, состоя у нее в услужении, несомненно, знала, что я перенес ежегодное жертвоприношение ее хозяйки Афродите в храм Гефеста и что это вызвало враждебность Оилея. Поэтому она обратилась с жалобой в храм Фамира, прекрасно понимая, что Оилей будет только рад расквитаться со мной.
Предупредив Гекамеду и Ферейна, чтобы они не впускали никого, кроме Киссея или Поликсены, я отправился во дворец с надеждой исправить положение.
Дело осложняло то, что у меня оставалось всего два часа — в полдень я должен был явиться в храм.
Не найдя Орхомена, я послал гонцов на поиски Эвена, Киссея, Гектора и Антенора, но время шло, а ни один из них не появился, поэтому я решил играть в одиночку. Поднявшись по широкой лестнице на следующий этаж, где находились покои Приама и Гекубы, я потребовал, чтобы меня немедленно проводили к царю.
Приам сидел на возвышении рядом с Кассандрой, наблюдая за группой лидийских танцовщиц. Присутствие Кассандры меня смутило — при ней царь всегда становился раздраженным, что неудивительно, учитывая ее манеру разговаривать.
Когда я приблизился, Кассандра поднялась и вышла.
Царь отпустил танцовщиц взмахом руки, и мы остались вдвоем.
— Ну, Идей, что тебе нужно? — спросил он, нахмурившись.
— Осуществление твоей власти, о царь, — дерзко отозвался я.
— В твоих личных интересах или в интересах твоих обязанностей?
— В интересах последних.
— Говори.
Я прочистил горло.
— Тебе известны, о царь, жалобы, которые я подавал на Оилея, жреца Фамира. Ты соглашался со мной, что он не подходит для этой должности. Я пришел требовать его отстранения.
— Какой новый грех он совершил?
— Никакого. Вернее, никакого нового. Но ты говорил, что мое мнение в подобных делах для тебя решающее, и я подумал, что незачем представлять тебе весь перечень обвинений.
— Ты подумал правильно. Но почему тогда пришел ко мне? Это дело должен решать совет.
— Я предпочел бы не ждать заседания совета. Его поведение вопиюще, и дело не терпит отлагательств. — Не желая упоминать о своих личных затруднениях, ради которых Приам никогда бы не прибег к столь строгим мерам, я попросил его воспользоваться своей властью, не дожидаясь одобрения совета, и отправить начальника стражи в храм с приказом об отстранении Оилея.
Но я напрасно трудился. Выразив удивление моей настойчивостью, царь заявил, что это невозможно.
— Разве что-нибудь невозможно для Приама? — осведомился я.
— Ну… во всяком случае, невыполнимо. Не продолжай — я не желаю тебя слушать. К чему такое нетерпение? Сегодня я представлю дело на рассмотрение совета, который, безусловно, не станет тянуть с решением. Тебе незачем было беспокоить меня по такому поводу, Идей. Можешь идти.
Я повиновался. Спускаясь по лестнице, я бросил взгляд на клепсидру и увидел, что до полудня остается немного. Вернувшись в свои покои, я застал там Киссея, и на сердце у меня потеплело при виде его дружелюбного лица.