Глава 22
Парис видит сон
Нет ничего странного в том, что этот факт не произвел на меня тогда особого впечатления. Возможно, Поликсена неважно себя чувствовала или же ей не нравилось прамнийское вино — я и сам его не особенно жаловал, — либо она просто не могла пить больше определенной нормы. Это происшествие становится важным только в свете последующих событий.
Все же я обратил на него внимание и, возвращаясь после трапезы с Гекамедой в наши покои, думал о том, что это могло означать.
Гекамеда не раз говорила мне о том, что Поликсена в беседах часто упоминает Ахилла, но я считал это обычным интересом глуповатой девушки к великому воину, которого она знала только по имени. У Поликсены никогда не было возможности встретиться со знаменитым греком, да и видела она его только с высоты Скейских башен.
Однако дальнейшие события опровергли мое мнение.
На двенадцатый день перемирие закончилось. Троянцы, набравшись сил за время длительного отдыха, искали битвы с новой силой, что можно было сказать и о греках. И в то же время насколько сильно ослабила нас потеря Гектора, настолько возросло могущество греков с возвращением Ахилла.
В первый день возобновления военных действий произошла лишь серия незначительных стычек. Ахилл с удовольствием демонстрировал способности полководца и развлекался, перемещая своих воинов с одной позиции на другую, но ни разу не оказываясь в пределах досягаемости с городских стен.
Однако ближе к вечеру он предпринял неожиданную вылазку, в ходе которой погиб Деифоб, а Ремий попал в плен. Тогда же полегло еще десятка два воинов.
На следующий день положение изменилось. Я рано отправился на Скейские башни, оставив дома Гекамеду, которая собиралась пойти туда с Поликсеной.
По сравнению с тем, что творилось на башнях недавно, теперь они казались пустыми. Больше не появлялись ни Приам, ни Гекуба, ни Андромаха, ни Лисимах, ни Кассандра. Все мужчины, за редким исключением, отправились на поле битвы. Я просил разрешения у царя присоединиться к ним, но он отказал, объяснив, что в городе должен оставаться хотя бы один умелый возница.
Я улыбнулся, понимая, каким образом приобрел эту репутацию.
Стоя у парапета рядом с Еленой Аргивской, я смотрел, как войска проходят через ворота под командованием Энея. Должен похвалить его — хотя он был тщеславен и хвастлив, но уважал память Гектора, оставив без изменения расстановку войска, и отправил свою жену Креузу[98]] жить с Андромахой и утешать ее. Это был достойный и великодушный поступок.
Наблюдая за Энеем, стоящим в колеснице с копьем в руке, я не сомневался, что он уже никогда не вернется в город. Ахилл снова жаждал битвы, и сын Анхиза, скорее всего, станет целью его первой атаки.
Но я ошибся. Ахилл действительно обрел прежнюю ярость, но держался подальше от центра строя. Быть может, он наконец стал бояться пророчества его гибели и, полагая, что она по всей вероятности произойдет от руки Энея, избегал его, стараясь оттянуть это событие.
Как бы то ни было, Ахилл ограничил свои сегодняшние действия обоими флангами, предоставив Аяксу и Одиссею встретиться с Энеем в центре.
Не то чтобы его усилия были бесплодными. Я собственными глазами видел, как мой друг Эвен пал, пронзенный в грудь копьем Ахилла. Вскоре погиб Агафон, оказавшийся между двумя строями греков. Антилох также встретил свою смерть от рук Эакида. После этого Ахилл, устремившись вперед в своей колеснице, поднял такое облако пыли, что стало невозможно разглядеть никаких подробностей.
Но там, где не было Ахилла, троянцы одерживали верх. Эней со своим отрядом оттеснил Аякса и Одиссея. Много греков погибло при отступлении, в том числе Мелеагр, Алким, Менесфей и Скарфий. Одно время казалось, что Эней отбросит их к самым шатрам, но его позвал Адраст, теснимый на правом фланге, и это спасло греков от унижения.
В то же время сегодняшние военные действия ясно показали, что взятие Трои — всего лишь вопрос времени. Причиной являлся Ахилл. Никто не мог устоять перед его натиском, а тем более ранить или сразить его.
Конечно, вы можете сказать: «Еще бы — ведь он был неуязвим», но только в том случае, если вы достаточно суеверны, чтобы верить в подобные глупые сказки.
Я всегда считал историю о том, что Ахилла сделала неуязвимым мать, которая окунула его в воду, держа за пятку[99]], одним из самых нелепых вымыслов, какие мне когда-либо приходилось слышать. Если большинство людей этому верит, то, значит, большинство — дураки. Возможно, они изменят свое мнение, прочитав мое повествование.
Итак, казалось, что Троя обречена, благодаря доблести одного человека. Рано или поздно, могучая сила Ахилла должна восторжествовать. Я думал об этом, медленно шагая по улицам с Гекамедой и Поликсеной. Мы шли пешком не по своей воле, а потому, что лошадей в Трое стало не хватать — их использовали для боевых колесниц.
Когда мы с Гекамедой вернулись в наши покои, Ферейн уже приготовил нам ужин. За столом царило молчание, лишь изредка нарушаемое отдельными фразами Гекамеды, на которые я почти не обращал внимания, будучи поглощенным своими мыслями.
Моя ненависть к Ахиллу приобрела почти маниакальный характер. Он убил моих друзей Киссея и Эвена, сразил Гектора, усмехался и бросал оскорбления мне в лицо; его мощь подвергала опасности само существование моего родного города. Если бы я искренне верил в кого-либо из богов, то молился бы ему, чтобы он умножил мою силу и храбрость, дав возможность одержать верх над непобедимым Ахиллом.
99
Богиня Фетида окунала маленького Ахилла в подземную реку Стикс, чтобы сделать его бессмертным. При этом она держала сына за пятку. Таким образом, пятка осталась единственным уязвимым местом Ахилла (отсюда выражение «ахиллесова пята»).