Стена здесь была толще, чем в других местах, таким образом арка, через которую проезжали колесницы и повозки, образовывала мрачный и сырой туннель. В центре его находились двойные железные ворота, а чуть дальше — деревянные, но по обеим сторонам ворот тянулись узкие коридоры, которые всегда оставались открытыми. Это делалось для удобства стражи, дабы ей не приходилось открывать тяжелые железные ворота каждый раз, когда кто-то хотел пройти ночью.
От каждого из этих коридоров отходили проходы, которые вели в похожие на склепы помещения, предназначенные для склада зерна во время жатвы.
С начала осады ворота бдительно охраняли днем и ночью не менее двух десятков стражников, число которых после смерти Гектора увеличилось до пятидесяти. Они дежурили парами у большого туннеля и обоих узких коридоров, покуда другие оставались в шатре поблизости, чтобы сменять их в назначенное время.
В эту ночь стражники находились в обычных местах с той разницей, что у левого коридора и центрального туннеля дежурили обычные воины, а у правого коридора — Парис и я. Парис договорился об этом с начальником стражи.
Парис слепо повиновался мне, как хороший солдат, ибо считал меня посланцем Аполлона! Даже когда я велел ему заменить собственные стрелы двумя, которые я дал ему, он не стал возражать. Его лук, изготовленный самим Пандаром и считавшийся лучшим в Трое, был спрятан под плащом.
Я стоял у входа в узкий коридор, а Парис нетерпеливо шагал по нему взад-вперед. Мы прибыли незадолго до того и выбрали для охраны правый коридор, так как любой, идущий в город, был бы вынужден воспользоваться им.
Ночь была безлунной, и от полной темноты нас спасали только факелы над центральным входом. Над нашими головами высилась стена. В коридоре царил непроглядный мрак — невозможно было разглядеть даже собственных пальцев, поднеся их к глазам.
— Мы пришли слишком рано, — недовольно проворчал Парис, остановившись передо мной. Он делал это замечание уже раз двадцать.
— Это лучше, чем слишком поздно, — в который раз отвечал я.
— Но какой в этом смысл? Говорю тебе, Идей, это ни к чему не приведет.
— Разве Аполлон не явился тебе?
— Да. Но ведь ты знаешь мою слабость — я склонен к фантазиям. И я не могу себе представить что-либо, способное привести Ахилла к воротам города. На такое не осмелится даже он!
— Я уже говорил тебе, что это женщина.
— Не могу в это поверить. Стал бы он так рисковать из-за девки? Не знаю ни одну женщину в Трое, которая могла бы настолько увлечь его.
— Все же одна нашлась.
— Кто она?
Этот вопрос Парис тоже задавал мне много раз. Разумеется, я не мог ответить ему.
— Тебе не следует этого знать. Я обещал не выдавать ее — не заставляй меня нарушить слово.
— Это Елена?
— Я уже сказал тебе, что нет.
— Это твоя Гекамеда?
— Нет. Не спрашивай меня больше — все равно я тебе не отвечу.
Ему пришлось этим удовольствоваться.
Так как до полуночи еще оставалось достаточно времени, я предложил Парису прогуляться. Он охотно согласился. Подав знак начальнику стражи, чтобы он поставил у входа других стражников на время нашего отсутствия, мы двинулись по коридору.
Выйдя наружу, мы оказались у края равнины по другую сторону стен. Смотреть там было не на что, поэтому мы отправились назад и, дойдя до середины коридора, свернули в узкий проход к склепу, о котором я уже говорил. Однако там было настолько темно, что я вернулся к шатру стражи за фонарем.
Освещая себе дорогу, мы обнаружили, что под стенами находится множество склепов, соединенных тесными проходами с низким потолком. Воздух там был сырым и зловонным, поэтому мы были рады выбраться наружу как можно скорее.
— Ты думаешь, — спросил меня Парис, когда мы снова оказались у входа, — что подземный ход тянется далеко под равниной?
— Возможно, до самой гробницы Ила.
— Неужели они используют эти склепы как место свиданий?
Такая мысль не приходила мне в голову.
— Едва ли, — ответил я. — И все же стоит проверить. Твой лук наготове?
Парис кивнул, похлопав себя по плащу.
— А стрелы?
— Тоже.
— Отлично. Возьмем фонарь — помоги мне прикрепить его под плащом.
Мы прихватили наши копья — отсутствие их могло вызвать подозрение — и приготовились ждать. Шум в городе уже давно стих — вся Троя спала. Тишину нарушали только переклички стражников. Немного южнее на фоне неба темнели смутные очертания Скейских башен. Больше ничего разглядеть было невозможно — даже храм Зевса, находившийся с другой стороны площади, выглядел туманным пятном.
Монотонность нашего бдения прерывали дважды.
В первый раз это сделал персидский торговец, который попросил пропустить его колесницу, заявляя, что прибыл из Фракии. Начальник стражи взглянул на клочок пергамента с подписью Рамна Фракийского, после чего ворота открылись, и перс проехал в своей колеснице, скрывшись в темном переулке.
Второй раз мы воодушевились, когда подошел мужчина в полном вооружении и шепнул мне на ухо одно слово:
— Фамир.
Это был пароль, который сообщил нам начальник стражи. Мы шагнули в сторону, пропуская незнакомца — я подумал, что это воин, которому Эней поручил ночной обход стен.
К этому времени полночь уже близилась. Мы начали проявлять нетерпение, особенно Парис, который бродил туда-сюда, бормоча себе под нос:
— Что, если он не придет?.. Но ведь мне дал слово сам Аполлон… Он должен прийти… Тверда ли моя рука?..
Внезапно из темноты появилась фигура, направляющаяся к входу в коридор, где мы стояли. «Поликсена!» — подумал я, и мое сердце едва не перестало биться. Но вскоре оказалось, что я ошибся, ибо, когда фигура приблизилась, я увидел мужчину в короткой воинской хламиде и остроконечной фригийской шапке.
Подойдя к нам, он остановился и тихо произнес:
— Фамир.
Кивнув, я отошел в сторону, и он направился в коридор.
В этот момент что-то привлекло мое внимание — не знаю, осанка или походка; во всяком случае, не черты лица, которые скрывала темнота.
Внутренний голос шепнул мне: «Это Поликсена, переодетая солдатом!»
Бесшумно подойдя к Парису, я схватил его за руку, не осмеливаясь говорить даже шепотом, но, к счастью, он меня понял. Вдвоем мы вошли в коридор и осторожно двинулись вперед.
Вскоре мы снова очутились на равнине, но она оказалась пуста! Конечно, разглядеть что-либо вдалеке было невозможно, но ночной пешеход никак не мог успеть скрыться из нашего поля зрения.
На какой-то момент я пришел в замешательство, затем быстро повернулся и опять шагнул в коридор.
Парис следовал за мной. У входа в узкий коридор, ведущий к склепам, я остановился и шепнул Парису, прижав губы к его уху:
— Ни звука!
И мы свернули в проход.
Задача была не из легких, так как малейший звук мог поднять тревогу. Мы надели сандалии из мягкого шелка, но даже шорох наших плащей и стук сердца казались мне зовами труб. Очевидно, всему виной мои нервы, ибо я был напряжен, как натянутая тетива.
Мы медленно продвигались вперед, через каждые несколько шагов останавливаясь и прислушиваясь. Ниоткуда не доносилось ни звука. Таким образом мы прошли два склепа, но, когда приблизились к входу в третий, я услышал тихие голоса и стиснул плечо Париса.
Он толкнул меня локтем, давая понять, что тоже это услышал. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли дальней стены и шагнули в проход, ведущий к четвертому склепу.
Голоса становились громче, и вскоре мы могли разобрать слова:
— Разве ты не горюешь о Брисеиде?
— Я горюю лишь о том, что не могу быть с тобой всегда.
Это были голоса Поликсены и Ахилла.
Дрожь возбуждения охватила меня с головы до пят.
Я почувствовал, как Парис напрягся, словно пантера перед прыжком. Конечно, я должен был учесть, что он может узнать Поликсену по голосу, но сожалеть об этом не было времени.
Внезапно я ощутил губы Париса у своего уха, но, прежде чем он успел прошептать хоть слово, я зажал ему рот ладонью. Если бы Ахилл что-то услышал, это могло иметь роковые последствия.
Крепко сжав руку моего спутника, я двинулся дальше по проходу. Мы опустились на четвереньки и поползли, как улитки. Земля под нами была влажной и скользкой, а в воздухе пахло грязью и слизью. Спрятанный под плащом фонарь соскользнул с пояса, но я успел его подхватить. Парис вынул из-под плаща лук со стрелами и держал их в руке.