Наряду с ростом иммиграции трудно ассимилируемых людей из чуждых цивилизаций вытеснение народов Европы стимулируется следующими мерами:
· непрестанной шумихой СМИ и «работников культуры» (никто из них, конечно, не поселит у себя семью румынских цыган или продавца наркотиков из Нигерии) против «расизма» и «ненависти к иностранцам».
При этом:
а) «расистом» или «ксенофобом» клеймится не желающий, чтобы коренное население стало меньшинством в своей же стране;
б) в «расизме» виноваты лишь местные жители, а не иммигранты. По этой причине преступления местных жителей против иностранцев раздуваются как «расистские», а о преступлениях иммигрантов против местных жителей, напротив, говорится скупо.
· либерализацией абортов по «социальным причинам», а не только по объективным: опасности для жизни матери, беременности после изнасилования или кровосмешения и т.д.
· снижением рождаемости из-за совершенно недостаточных пособий на детей, т.е. наказанием многодетных семей. Рождаемость в Италии, где всегда были большие семьи, сегодня одна из самых низких в мире, потому что большая часть семей не может содержать детей. В январе 1993 года пособия на детей в Германии были еще раз урезаны — деньги срочно нужны для вышеописанных целей!
· стремлением с помощью «антирасистских законов» объявить преступным сохранение национальной самобытности. Образцовый пример подает Франция, где, например, согласно принятому при Миттеране «закону Плевана» домовладелец приговаривается к штрафу в 6000 франков за слова «желателен католик и француз» в объявлении о сдаче квартиры. Соответствующие законы готовятся в других странах Европы. В каждом подобном законе, разумеется, есть пункт против «отрицания геноцида и преступлений против человечности» или нечто подобное, хотя законодатели не имели в виду изнасилования в Боснии или убийства в Судане, а совсем другое…
Как астроном, видя возмущения на орбите планеты, вычисляет невидимое ему небесное тело, так и внимательно наблюдающий за логически необъяснимой политикой некоторых западных демократий может распознать руку невидимых наднациональных сил, цель которых — разрушение национальных государств и национальных культур, а также создание «единого мира» с его всемирной унифицированной культурой из Мак-Дональдсов, Микки Маусов, мыльных опер, наркотиков, преступности, бидонвилей, порнографии, фильмов о холокосте и «антирасистской» идеологии.
Естественными союзниками указанной наднациональной власти являются левые и их задача — создание «мультикультурного общества». Для укрощения «центристов» и «правых демократов» есть много способов, самые простые и дешевые из них — размахивание дубинкой Освенцима и шантаж смертоносным словом «расизм». Расист — это человек, считающий, что не всякий турок и африканец имеет право жить в Германии, Швейцарии и Франции, а на что способны расисты, мы же знаем по Третьему рейху!
В стратегии разрушителей национальных государств и национальных культур ложь о холокосте занимает центральное и незыблемое место. Она — яд, парализующий сопротивление европейских народов против их вытеснения. Немцев эта ложь заразила первыми. Как пишет Визель в «Легендах нашего времени» [358]:
«В сердце каждого еврея должен сохраняться уголок ненависти, здоровой, мужской ненависти ко всему, что воплощает немец и что является его сутью. Все иное — это предательство мертвых».
Кстати, Визель получил Нобелевскую премию мира и по просьбе 83 депутатов бундестага. По словам депутатов, его награждение очень помогло бы всем, кто активно выступает за примирение [359].
Да, перевоспитание принесло свои плоды. Национал-социалисты превратились в национал-мазохистов.
От немцев раковая опухоль самобичевания перекинулась на другие западные народы. Мы все повинны в холокосте, так как никто и пальцем не шевельнул для спасения евреев от газовых камер. Мы все родились виноватыми!
Успехи ревизионистских штудий заметно осложнили задачу людей, озабоченных сохранением Великой лжи. Паразитирующие на лжи знают, что обман нужно сохранить во всех странах мира, ибо если хоть в одном государстве ревизионисты добьются успеха, то игра будет кончена — границами информацию не задержишь. По этой причине ревизионисты и впредь должны везде оставаться незначительным и изолированным меньшинством. Если в какой-либо стране дюжины две историков, ведущих политиков или журналистов скажут «лжи нет», то начнется открытая дискуссия, смертельная для клана лжецов. Вот отчего они прибегают к единственным доступным им средствам: лживой пропаганде и запугиванию.
Вскоре после окончания первой мировой воины никто больше не верил страшным сказкам о канадских солдатах, распятых на церковных воротах, об искалеченных бельгийских девочках и о французских младенцах, которых немцы бросали в воздух, а потом принимали на штыки. Выполнив задачу, через полтора года лопнула ложь об инкубаторах в Кувейте. Напротив, после Второй мировой войны пропаганда ужасов не ослабела, а сделалась агрессивнее. Сперва истерия дошла до апогея в 1960-е годы в связи с процессом Эйхманна и освенцимским процессом во Франкфурте. Потом еще больший психоз СМИ развернули в начале 1979 года при демонстрации во всем мире художественного фильма «Холокост». Атмосфера тех месяцев предугадана в следующих отрывках из «1984 года» Оруэлла [360]:
«Подготовка к неделе ненависти шла полным ходом и служащие во всех министерствах работали сверхурочно. Было организовано все: демонстрации, собрания, военные парады, доклады, выставки восковых персон, кинопросмотры, программы на телевидении; строились трибуны, делались чучела, составлялись лозунги, писались песни, распускались слухи и стряпались фотографии…
Маленькая скрюченная от ненависти фигура одной ладонью держала микрофон, а другую, казавшуюся огромной на конце костистой руки, угрожающе, как лапу, выбросила в воздух. Его голос, металлический от динамиков, оглушительно выкрикивал список страшных преступлений, убийств, депортаций, грабежей, изнасилований, пыток заключенных, лживой пропаганды, неоправданных нападений, нарушений договоров. Почти невозможно было его слушать и не стать в конце концов убежденным и охваченным гневом. Народное возмущение вскипало поминутно и голос оратора тонул в диких, животных воплях, безудержно вырывавшихся из тысяч глоток».
Поскольку пропаганда по Освенциму началась в полной мере лишь после раскрытия обмана с газовыми камерами в Дахау, то демонстрация по всему свету фильма о холокосте и параллельное с ним промывание мозгов пришлись на неудачное время. В конце 1978 — начале 1979 годов Фориссон в двух статьях в «Монде» изложил аргументацию ревизионистов (третью статью, где приводилось «единственное доказательство» в пользу существования газовых камер, газета не напечатала) и одновременно вышла книга «Миф об Освенциме» Штеглиха. Теперь, после экспертизы Лейхтера и Рудольфа, Великая ложь окончательно опровергнута и ее стратегам приходится непрерывно усиливать пропаганду. В наступающие годы СМИ изо дня в день будут проигрывать одну и ту же пластинку: холокост, Освенцим, газовые камеры, шесть миллионов; холокост, Освенцим, газовые камеры, шесть миллионов, пока каждый это не усвоит также, как день своего рождения. Вскоре шведские и бельгийские ревизионисты ощутят, вероятно, на себе преимущества свободного и правового государства в той же мере, как их ощутили уже французские, немецкие, швейцарские и австрийские, а того, кто все же не замолчит, ждет опасность погибнуть в автомобильной катастрофе или пасть жертвой покушения — противозаконного, но вполне понятного из-за причиненных страданий — со стороны уцелевших при холокосте, инициатора которого полиция просто не найдет, несмотря на все старания.
Elie Wiesel. Appointment with Hate. Legende of our Time. New York, 1968. Цитируется по брошюре: Faurisson. A prominent false withness: Elie Wiesel.