"О, она тебе скажет, чего она хочет..." - Я увидел как вырастает на моих глазах (как дерево из семечка в научно-популярных телефильмах) член Марко, отклонившись в сторону Кароль, как подсолнечник к солнцу.
В спальне Изабель лежала на спине, отбросив простыни, прикрыв глаза рукой. В их дешевом HLM* для бедных было так тепло, что время от времени они открывали окна. Груди, выкормившие рыжую девочку, свалились в стороны. Отверстие удовольствий было прикрыто клоком черных волос. Я лег на нее. Из салона доносились шепоты Марко и "Кароль", потом шепоты перешли в равномерный скрип дивана.
* HLM - специальные дома для малоимущих.
Марко явился в спальню вместе с первым серым светом утра в щели затворенного окна. Я дремал, прижавшись к мягкому заду Изабель. "Какие вы красивые, ребята! - воскликнул Марко. - Вы выглядите потрясающе!" - Изабель пошевелилась. "И ты красивый, Марко..." - сказал я, открыв один глаз. "Я не люблю цвет моей кожи,
серьезно заметил он, "альбиносная какая-то... Маленькая, - он наклонился к Изабель, - тебе было хорошо?" "Да, очень хорошо... - прошептала она. - А тебе?" "Не очень. Девочка оказалась слабенькой. Уснула с моим членом в ней... - Марко положил руку жене на живот, погладил его, съехал ниже, и взъерошил, раздвинув, шерсть на отверстии. - О красная! - с уважением произнес он. Во всех его восклицаниях и разглядываниях была определенная невинная искренность. - Эдвард, маленькая, покажите мне, как вы это делаете?!" "Уймись, - сказала она тихо. - Ложись спать..." "Ну пожалуйста, маленькая..."
Она потерлась коленом о простынь и зад ее под моим животом вздрогнул. Следуя сигналу, вздрогнул и мой член. "Эдвард!, - воскликнул он, заметив, ты хочешь ее... Вы друг друга хотите!" Со вздохом, надвинув на лицо подушку, лаитноамериканочка съехала на спину. Раздвинула ноги. Я, приняв ее движение за приглашение, закинул на нее ногу.
"Нет, не так... - прошептал он. - Мне не будет видно. Маленькая, прими другую позу, пожалуйста, стань как собачка..." "Марко!"
Но он уже переворачивал ее, ставил на колени. Она сгребла одеяло и сунула в него голову, Отставила зад. "Можно? - сказал он и коснулся моего члена. - Я хочу сам ввести тебя в нее..." Ведомый рукою мужа, член мой, раздвинув латиноамериканские сизо-черные волосы, вошел в отверстие, которое согласно строгим стандартам прошлых времен должно принадлежать исключительно ему. Добрый, он делился со мной.
Она плакала, дрожа приближалась к оргазму (Марко только что прервал меня, чтобы, кончив в жену, до этого он мастурбировал глядя на нас у края постели, уступить мне место), когда за моей спиной, от двери, капризный голосок прохныкал: "Что вы тут делаете без меня?!"
"Возвращайся немедленно в свою спальню!" - закричал отец. Сняв руку с живота жены, сквозь который прощупывал мой член, вскочил с колен.
"Я хочу быть с вами!" - истерично заверещала Эммануэль. "Дура! Тебе рано! Есть вещи, которые могут делать только взрослые..."
"А-ааааааа!" - Зарычала, подняв высоко зад, мама Изабэль, и разрыдалась, резко опустив зад к матрацу.
Все стихло. Хлопнула входная дверь. Это не выдержав наших страстей, сбежала от нас "Кароль".
Новый год я праздновал в окружении семьи. У меня в студии, по причине наличия камина. За праздничным столом. Рыжеволосая дочка принесла мне подарки. В камине пылал огонь. Марко, в черном свитере, склонив голову так, что чуб спал ему на глаза, сидя на стуле, неумело наигрывал на гитаре. От электрической плиты, где Изабель готовила пирог, доносились запахи корицы и киннамона...
К лету чудно сложившаяся семья, увы, развалилась. Причинами послужили зависть, высокомерие, эгоизм, и мой собственный и других членов семьи, включая нашего ребенка. То есть, как видите вовсе не секс, сплотивший нас. Однако некоторое время жизнь наша была великолепна.
ПАДЕНИЕ МИШЕЛЯ БЕРТЬЕ
В войну он был начальником отдела разведки при Де Голле, в начале пятидесятых вышел в отставку, и так как всегда имел наклонности к литературе, то решил развить именно эту сторону своей натуры. И вот уже около сорока лет "шэр колонэль" существует в качестве писателя, критика и журналиста.
Я шел к нему в буржуазный дом в седьмом аррондисманте, дабы лично преподнести ему новую книгу. Раз в год он приглашал меня и уделял мне час-полтора из запасов своего, уменьшающегося куда быстрее чем мое, времени. И граммов сто из запасов своего лучшего виски. В самые первые годы моей жизни в Париже мы встречались чаще. Очевидно я был ему более интересен, или же он еще не ценил свое время на вес золота, ныне же я шел на традиционную ежегодную, или точнее сказать, ежекнижную встречу.
Я вынул листок записной книжки (я имею привычку брать с собой лишь нужный мне лист, не таская всей книжки) и следуя ему, набрал код. На щитке загорелась зеленая точка, и я с трудом отведя массивную дверь всем своим весом, вошел внутрь. Собственно, подумал я, он мог бы со мною и не встречаться. Даже я видел уже в мире достаточно персонажей, и повторение многих из них начинает меня раздражать. Но кажется я ему всегда нравился. Вначале заинтересовал его моей первой книгой, затем второй, и так как он очевидно находил во мне все еще неизвестные ему черты...
В холле его дома было тепло и чисто и хорошо пахло парфюмом, может быть это были специальные духи для холла, как существует, например, туалетная вода для автомобилей и туалетов классных отелей? Или же это запах жидкости для чистки ковровой дорожки, ею устлана лестница? Я вошел в лифт и осмотрел себя в зеркале. Пригладил волосы рукой. Прикрыл дверь и нажал на кнопку шестого этажа. Его книги (я прочел одну, и перелистал еще одну) оставили меня равнодушными. Я понял что он, несмотря на войну, никогда по-настоящему не разозлился. Он был ОК, писатель, но таких писателей в наше время много. Он принадлежал к племени здравомыслящих добрых дядь, их сочинения повествуют о торжестве вялого добра над таким же вялым и неэнергичным злом. Мне было непонятно, как он смог сохраниться таким хорошим в грязи войны. Я, даже в грязи мирного времени, пересекши три страны, сделался твердо и уверенно нехорошим, война бы, я думаю, сделала бы меня монстром. Его сочинения в точности соответствовали его внешнему облику дядюшки-профессора. Седовласый, пухленький, розовый лик с несколькими подбородками, одетый в хорошие шерстяные костюмы, всегда с отлично подобранным галсту