Она не только сила божества как вращающееся колесо жизни в своей приносящей смерть и рождение тотальности; она также сила центра, которая внутри цикла подталкивает к сознанию и знанию, трансформации и просветлению.
Потому Брахма молится Великой Богине: «Ты незапятнанный дух, природа которого суть блаженство; ты окончательная природа и ясный свет небес, освещающий и разрушающий самообман ужасного круга перерождения, и ты же та, кто обволакивает вселенную, вечно облаченная в собственную тьму».[137]
Но это просветление – не дар или вспышка света, павшая с небес, это живой рост, который коренился в формирующих глубинах земли, который поднимался медленно, питаемый нуминозной водой жизни, и выпустил закрытый бутон, который лишь в конце распустится в цветок лотоса «в нерушимом свете небес».
Рис. 74 Тримурти
С индийской картины
Архетипическое Женское в человеке развертывается как само человечество. В начале находится первобытная богиня, покоящаяся в материальности своего элементарного типа, не знающая ничего, кроме тайны своего лона; в конце находится Тара, в ее левой руке распускающийся бутон лотоса в психическом цветении, ее правая рука протянута к миру в жесте дарения. Ее глаза полуприкрыты, и в своей медитации она обращается как к внешнему, так и ко внутреннему миру: вечный образ искупительного женского духа. Обе они образуют единство Великой Богини, которая в тотальности своего развертывания заполняет мир от низшей элементарной фазы до высшей духовной трансформации.
(Рис. 71) В индийской Тримурти на низшем уровне мы видим символ земли, материнскую черепаху; на ней покоится Великая Мать в своем ужасном облике, голова смерти с двумя вырывающимися из нее противостоящими огнями; а на ней Великая Мать как Лотос-София. Об этой работе Юнг пишет: «Весь рисунок соответствует алхимическому opus, где черепаха символизирует massa confuse, череп – vasтрансформации, а цветок – «самость» или целостность».[138]
Черепаха, сосуд смерти, и цветок – это матриархальные трансформирующие символы Великой Матери. Слегка видоизмененные, они появляются как таковые на нашем изображении Тары, объемлющей все стадии женской трансформации.
Каждая стадия трансформации покоится на основании единства лотоса и кобры, жизнепорождающей и смертоносной силы. Основа состоит из материального мира черепахи, лунного мира земли и воды; она поддерживает древо жизни антагонистичными драконами с каждой стороны;[139] мир жизни в противоположностях. Верхушка этого древа – это второй лотос, на котором стоит рожденный из него, сильный и могучий, солнечный лев. Но надо львом высится богиня, Тара-София, больше не скачущая на нем, а воцарившаяся на собственном лотосовом троне. Вокруг нее сияет гало духа, в котором животное начало низшего мира, начинающееся со льва, преображается в растительный свет, в нарастающее и уже увеличившееся просветление, характерное для ее существа. В руках она держит цветы, а над ней распахнулась огненная завеса света, усыпанная цветками серебряных звезд. И эта завеса и есть она сама: луна, лотос и Тара высшего знания.
Если теперь, в заключение, мы оглянем архетипический мир Женского со всем богатством его символизма и всеми его переплетенными констелляциями и образами, нас скорее впечатлит его многообразие, чем упорядоченность и единство. Следует, однако, надеяться, что осевая структура, очерченная в Части I, проявилась в материале, позволяя образу Архетипического Женского кристаллизоваться во всем его величии.
Стадии самораскрытия Женской Самости, объективизированные в мире архетипов, символов, образов и обрядов, являют нам мир, который можно назвать одновременно историческим и вечным. Восходящие миры символов, в которых Женское с его элементарным и трансформирующим типом становится видимым как Великий Круг, как Госпожа Растений и Животных, и наконец как зарождение духа, как питающая София, соответствуют стадиям самораскрытия женской природы. В женщине эта природа явлена как Вечное Женское, которое вечно превосходит все свои земные воплощения – каждую женщину и каждый отдельный символ. Но эти проявления Архетипического Женского во все времена и во всех культурах, то есть, среди всех людей в доисторическом и историческом мире является также как живая реальность современной женщины, в ее снах и видениях, одержимостях и фантазиях, проекциях и отношениях, фиксациях и трансформациях.[140]