Цепная карусель — это красота: можно всем хвататься за руки, а потом отпускать.
— И сразу улетаешь далеко друг от друга!
— И закрываешь глаза!
— А если повезет, цепи порвутся. Музыка современная, и размах аж до Манхеттена, так говорит человек в тире. А уж если цепи оборвутся! Знать бы, кому уже привалила такая удача?
— Каждый год приходит кто-то из какой-то комиссии и проверяет карусель. И очень зря, говорит человек в тире. Только мешает людям летать. Но они и сами рады, хотят, чтобы им мешали, так говорит человек в тире.
— А потом как начнут раскачиваться — и переворачиваются вниз головой!
— И тут они наконец замечают, что перевернулись вниз головой, говорит человек в тире.
Дети говорили неудержимо, перебивая друг друга.
— А вы уже много катались? — потерянно спросила Эллен.
— Кто, мы?
— Ты имеешь в виду нас?
— Мы еще ни разу не катались.
— Ни разу?
— Запрещено: цепи могут порваться!
— Наши бабушки и дедушки слишком тяжелые.
— Но иногда приходит человек из тира и садится рядом с нами. Он говорит: пускай лучше слишком тяжело, чем слишком легко! Он говорит: они нас боятся.
— Нам еще и поэтому нельзя кататься на карусели.
— Только если спасем ребенка!
— А если ребенок в воду вообще не свалится?
— Вообще?
Детей охватил ужас.
— Что ты сочиняешь? Лето еще не скоро кончится!
— И почему ты спрашиваешь? Ты же не из наших!
— Один неправильный дедушка и одна неправильная бабушка! Этого мало!
— Ты не понимаешь. Тебе не так важно спасти ребенка. Ты и так можешь сидеть на всех скамейках! И так можешь кататься на карусели! Ну что ты ревешь?
— Я подумала… — всхлипнула Эллен, — я только подумала вдруг… подумала, что вот приходит зима. А вы все сидите тут, рядышком, и ждете этого ребенка! У вас под ушами, носами, глазами наросли длинные сосульки, и бинокль замерз. И вы смотрите и смотрите, а ребенок, которого вы хотите спасти, все не тонет. Человек из тира давно ушел домой, цепные карусели заколочены досками, и драконы уже набрали высоту. Рут хочет запеть, Рут хочет сказать: «А все же…» Но у нее нет сил открыть рот.
А там люди в теплых, светлых вагонах прижимаются щеками к холодным окнам: «Посмотрите, посмотрите вон туда! Там, за каналом, где такие тихие улочки, справа от газометра, за рекой, покрытой льдом, — что там за маленький памятник в снегу? Памятник? Интересно, кому это памятник?»
И тогда я скажу: детям, у которых неправильные бабушки и дедушки. И тогда я скажу: мне холодно.
— Да успокойся ты, Эллен!
— Не бойся за нас, скоро мы спасем ребенка!
Вдоль канала шел какой-то человек. Вода в реке корежила его отражение, морщила, растягивала его, а потом на миг оставляла в покое.
— Жизнь, — сказал человек, поглядел вниз и засмеялся, — жизнь — это целительная жестокость. — А потом плюнул далеко в грязное зеркало.
Две старухи стояли на берегу и возбужденно переговаривались.
Они так частили, словно читали наизусть стихотворение.
— Попробуйте узнать себя в речной воде, — сказал мужчина, проходя мимо, — по-моему, выглядите вы ужасно странно. — И пошел прочь спокойно и быстро.
Увидев детей, он помахал им и прибавил шагу.
— Бродил я по белу свету, — пели в два голоса Рут и Ханна. — Прекрасен, велик наш мир. — Остальные дети молчали. — А все же… — пели Рут и Ханна. Лодка покачивалась на воде.
— А все же! А все же! — крикнул мужчина и пожал всем детям по очереди руки. — А все же… А все же… А все же — что?
— Это Эллен, — поспешно объяснил Георг. — Из дедушек и бабушек двое неправильных, двое правильных. Ничейный счет.
— А это мы все, — засмеялся мужчина и своей большой рукой похлопал Эллен по плечу, — радуйся, когда все становится ясно.
— А уже ясно, — с сомнением сказала Эллен.
— Радуйся, когда все становится ясно, — повторил мужчина. — Когда справа кто-то смеется, а слева кто-то плачет, ты к кому пойдешь?
— К тому, кто плачет, — сказала Эллен.
— Она хочет с нами играть! — закричал Герберт.
— У нее мама уехала, а отец в армии.
— А где ты живешь? — строго спросил мужчина.
— У моей неправильной бабушки, — испуганно ответила Эллен, — по она на самом деле правильная.
— Погоди, скоро обнаружишь, как неправильно все правильное, — проворчал мужчина.
— Эллен боится… — тихо сказал Георг. — Ей страшно, что ребенок, которого мы хотим спасти, так и не свалится в воду.
— Как тебе такое могло в голову взбрести? — гневно крикнул мужчина и встряхнул Эллен. — Как только тебе могло такое взбрести в голову? Если ребенок хочет, чтобы его спасли, он непременно упадет в воду, понимаешь?
— Да, — испуганно согласилась Эллен и попыталась вырваться.
— Ничего ты не понимаешь! — сказал мужчина и разъярился еще больше. — Никто не понимает, что с ним творится. Все хотят спастись, а падать в воду не хотят. Но как можно спасти того, кто не падает в воду?
Старая лодка все покачивалась.
— Она выдержит только одного из нас! — Биби попыталась отвлечь мужчину.
— Только одного, — повторил он уже спокойнее. — Только одного. И правильно, так и надо.
— Слабая лодка, — презрительно пробормотал Курт.
— Она умнее океанского лайнера, — возразил мужчина. Он уселся совсем рядом с детьми. Вода невозмутимо поплескивала в стенки каната.
— А как у вас? — боязливо спросила Эллен. — Я имею в виду, с дедушками и бабушками?
— Четверо правильных и четверо неправильных, — сообщил мужчина и вытянул ноги на серой траве.
— Не может быть! — засмеялась Эллен. — Восемь дедушек и бабушек?
— Четверо правильных и четверо неправильных, — стойко повторил мужчина и тремя пальцами скрутил себе сигарету, — как у каждого из нас.
Птицы летали низко над водой. Герберт без устали смотрел на воду в бинокль.
— Кроме того, я почти как боженька, — объяснил мужчина, совсем сбив Эллен с толку, — я хотел владеть целым светом, а владею тиром.
— Мне очень жаль, — вежливо сказала Эллен. И снова все примолкли. Дети внимательно следили за каналом. Позднее солнце коварно улыбалось из-за их плеч, но они ничего не замечали.
Мы ждем чужого ребенка, мы спасем его, чтобы не утонул, и отнесем в ратушу. Какие молодцы! — скажет бургомистр. — Забудьте про ваших бабушек и дедушек. С завтрашнего дня можете снова сидеть на всех скамейках, с завтрашнего дня можете снова кататься на карусели — завтра — завтра — завтра…
— Рыбы играют! — засмеялся Герберт, и бинокль заплясал у него перед глазами.
— Маяк их видит, а они маяка не видят, — задумчиво сказала Рут. — Можно подумать, что все перепуталось. А ведь в одной песне так и поется.
— А все же, — закричал человек из тира и внезапно вскочил на ноги, — а все же вы у меня еще сегодня покатаетесь на карусели!
— Вы сами в это не верите, — недоверчиво сказала Ханна. Биби медленно подтянула гольфы.
— Вы хоть понимаете, чем вы рискуете?
— Там! — крикнул Герберт вне себя. — Чужой ребенок! Он тонет!
Леон взял у него из рук бинокль.
— Это взрослый мужчина, — с горечью сказал он. — Плывет.
— Пошли, — тянул их владелец тира, — я не шучу. Мой компаньон уехал, вам выпала единственная возможность. В это время никто не станет летать. Вы будете одни.
— Мы будем одни, — повторил ошарашенный Георг.
— Здорово! — крикнула Биби, и это прозвучало, словно птичий крик. — А Эллен?
— Эллен сегодня не будет кататься, — сказал мужчина. — И потом, она может покататься в другой раз.
— Я вас здесь подожду, — безмятежно объяснила Эллен. Такая справедливость не вызывала у нее возражений. Она посмотрела им вслед.
Человек из тира побежал вперед, а они поспешили за ним в сторону гор. Вода текла им навстречу, от этого казалось, что они бегут еще быстрее. Они крепко держали друг друга за руки. Собаки лаяли и отставали от них, парочки размыкали объятья на серых лужайках. Плоские камешки шлепали по воде.