Она же долго стояла, держа в руках бесполезный телефон, переосмысливая прошедший разговор. Между тем подгорела ее колбаса. Но она не расстроилась, как это бывало обычно, она даже была почему-то рада.
Она открыла окно, чтобы проветрить кухню, и заметила, как почернел снег, что на крышах сосульки. Она оглядела стены кухни в поисках календаря, но не нашла его, поэтому пошла в комнату, чтобы по программе определить число. Там было сказано, что на дворе март.
«Март...» Она задумалась. Глубоко. И все последующие ее действия были задумчивы. Она задумчиво перекладывала колбасу на тарелку, задумчиво жевала ее, не замечая привычного вкуса резины, задумчиво смотрела очередной сериал.
«Март. Значит...»
Март?
Удивительно - уже весна. Почти нет зимы. Почти? Да, почти. Уйдет ли? Наверное. Но, скорее всего, нет.
Так было всегда...
Зима длилась бесконечно долго, не глядя на календарь, так, словно нет времени в этом маленьком застывшем мире. И от этого становилось страшно, по-настоящему страшно. Но теперь ее это мало пугало - она привыкла.
Как привыкают все...
А что делать? Делать было нечего.
Вот так она и сидела и смотрела телевизор, жуя колбасу со вкусом резины. Но что-то сегодня было не так. Это пугало и волновало ее, ту, у которой больше не было имени. Она вдруг удивилась этому. Удивилась и не поняла: пугаться или нет? Чего-то мучительно захотелось. Но чего - она так и не поняла. Наверное, другой колбасы.
... Возвращение? Да, возвращение.
Что будет после конца света? Новый свет. Миф о Персефоне.
Она лишь усмехнулась подобной мысли. Усмехнулась, почти не чувствуя страха. Но сериал уже закончился. Пора готовиться ко сну.
Она молча направилась на кухню и долго, усердно терла тарелку, доводя ее до идеального блеска. Шум воды успокаивал. Потом она включила магнитофон. И долго ходила по квартире, собираясь к завтрашнему дню. Она погладила свою черную юбку и подумала, что ей бы пошла красная, но ее не было. Затем она достала чистую блузку, чулки и все это аккуратно положила на стул. Одежду, в которой она пришла, положила в корзинку с грязным бельем, которое стирала по воскресеньям. Мимо ходом она отметила, что закончился порошок и остался всего один кусок душистого мыла. Затем она вернулась к себе в комнату и сложила в сумку все нужные вещи, проверила платок, начистила ботинки. Потом она долго принимала душ, натирая душистым куском мыла свое и без того белое тело.
Утром она встала, одела ту одежду, что приготовила еще вчера вечером. На завтрак она поджарила пару яиц, отрезала ломоть хлеба, сделала себе бутерброд. Она пила крепкий, почти черный чай и думала, что тот сыр, который ей вчера по ошибке дала продавщица, тоже хорош, может даже лучше того, который она брала обычно, но тот был просто привычным.
Она вышла на улицу и побрела серой тенью по серой улице, абсолютно незаметная в сером потоке машин и людей. Она шла на работу привычным маршрутом, который могла восстановить до мельчайших подробностей, даже закрыв глаза. На этом пути она знала абсолютно все: угрюмых дворников, замызганных кошек, очертания луж и трещины домов. Изо дня в день она шла этой дорогой, наблюдая, как растут сосульки, листья и как все это опадает.
Она пришла на работу. Сняла плащ и долго монотонно расчесывала волосы перед зеркалом. Делала она это механически, совершенно не замечая того, что творится по другую сторону стекла, где могла прятаться либо ртуть, либо серебро. Потом она положила расческу в сумку и отправилась на свое рабочее место. А потом она долго не могла понять, что же ей делать. Она знала, что работы полно, но не могла ее увидеть.
... что... Ты вообще меня слушаешь? - раздался над ее ухом визгливый голос.
Она аж вздрогнула, растерянно заморгала глазами.
- Нет, нет, я слушаю тебя!
- Я же тебе говорю, что наш шеф... - продолжил голос, но уже более спокойно.
Обедала она всегда в столовой. Ела всегда одну и ту же плохо приготовленную еду, и та же дамочка в слегка грязном фартуке томно смотрела на нее и вообще на всех. Еда ей не нравилась, но она все равно ела и думала при этом, что в том кафе, подальше, кухня, наверное, лучше. Но так она думала всегда, но все равно обедала именно в этой столовой.
А когда она подняла голову, то увидела, что на улице...
... ты не смотришь!
- Смотрю.
- Нет, не смотришь.
- Не спорь.
- Не буду.
- Хорошо.
- До свидания.
Разговор закончился. Он всегда заканчивался именно так.
Она вновь оказалась на улице лишь тогда, когда стемнело. В этой темноте ее не было видно еще больше, но, наверное, это было и к лучшему.