Конечно же, военная хитрость — решил единогласно её военный совет. Все его члены сочли безумным её намерение принять предложение за чистую монету, что она поняла не столько по высказанным мнениям, сколько по интонации их голосов. Никто более не смел оспаривать её власть, даже когда это, возможно, и следовало бы сделать.
И в итоге она, в окружении свиты оказалась на бастионе, над воротами между двух колоссальных Маумуринских башен, посрамленная их каменным величием.
— Так какую же цель вы преследуете? — негромко осведомился стоявший рядом с ней экзальт-генерал, Каксис Антирул.
— Хочу послушать, что он скажет… — ответила она, вздрогнув оттого, как громко прозвучал её собственный голос. Здесь, за городской оградой бой барабанов казался более громким, более грубым и не столь ирреальным. — Взвесить его.
— Но если он хочет просто выманить вас из города?
Будучи изгнанницей, она ненавидела Каксиса Антирула, проклинала его за то, что он стал на сторону её деверя. В то время его переход на сторону Тысячи Храмов погубил все её надежды одолеть Майтанета и спасти своих детей. Она даже вспомнила перечень всех мучений, которым собиралась предать его, после того как вернется её муж и восстановит должный порядок. Но теперь, благодаря изменчивости обстоятельств, испытывала в его обществе сентиментальное утешение. Судьба — не столько шлюха, как создательница шлюх, она переламывает благочестивых как сухие ветки, согревая Себя на кострах былых почестей.
Даже облачившись во все регалии, Каксис Антирул ничем не напоминал того героя, каким рисовала его репутация. Он посматривал по сторонам тусклыми глазками, будучи из той породы людей, которые прячут собственное хитроумие за мутным взглядом, a сочетание объемистого животика с пухлыми, чисто выбритыми щеками скорее соответствовало облику дворцового евнуха, чем прославленного героя Объединительных войн. Тем не менее, он принадлежал к той достойной солдатской породе, которая полностью видит роль армии как инструмента власти. Дом Каксисов происходил из южной Нансурии и имел широкие интересы в самом Гиелгате и окружающем его крае. И подобно многим семьям, не имевших фамильной или коммерческой опоры в столице, Каксисы отличались искренней преданностью — тому, кто в данный момент находился у власти.
— Мне рассказывали, что мой долг как императрицы — бежать, — наконец промолвила Эсменет.
Возможно, она предпочла бы общество шлюх. В конце-то концов, она же была замужем за одной из них.
— Долг военного в любом случае побеждать, Благословенная императрица… Все прочее — расчеты.
— Это сказал вам мой муж, не так ли?
Полководец затрясся беззвучным смешком, на доспехе его заиграл свет.
— Ага, — согласился он, подмигнув. — И не один раз.
— Лорд Антирул? Вы хотите сказать, что согласны с этим тезисом?
— Соучастие в судьбах своих людей дает благой результат, — проговорил Антирул. — Их преданность будет только отражать ту долю вашей преданности, которую они сумеют увидеть, Благословенная императрица. Ваша отвага не произведет впечатления на забаррикадировавшихся во дворце, но здесь… Он бросил короткий взгляд на сотни колумнариев собранные вокруг них и над ними. — Это станет известно.
Она нахмурилась.
— Вы сами сказали это в Ксотее… — продолжил он с особой серьезностью в глазах. — Он сам выбрал вас.
Её всегда смущала эта уверенность в том, что Келлхус не может ошибиться…
— И рассказы об этом эпизоде, — продолжил он, бросив со стены мутный взгляд в сторону врага, — будут служить им напоминанием.
Или обманывать их.
Бойницы ради её безопасности прикрыли толстыми тесаными досками, однако ей все равно приходилось приподниматься на цыпочки, чтобы с какой-то долей достоинства выглядывать из-за зубцов. Теперь все до единого следили за конным отрядом фаним, пробиравшимся по соседним полям и порубленным садам. Тысячи еретиков комарами усеивали дальние холмы, где они, блестя обнаженными торсами, собирали машины, с помощью которых надеялись обрушить темные стены Момемна. Насколько могла видеть Эсменет, многие и многие из них, бросали пилы и топоры, чтобы увидеть происходящее у ворот.
Солнце светило ярко, однако воздух уже нес в себе торопливый холодок, принадлежащий более позднему времени года. С Андиаминских высот ей могло казаться, что всё следует знакомым по прежним временам путем. Но здесь было не так. Она успела забыть, как бывает, когда смотришь на полные опасностей дали, когда стоишь на самом краю сферы действия своей власти. Здесь, внутри стен, кое-кого казнили за пренебрежение её собственным родом; a там, за стенами другого убили за неправильное произнесение её имени.