Великая Отечественная на Черном море. Часть 2
Борис Никольский
Часть вторая. Управление обороной Севастополя
В КАЧЕСТВЕ НЕОБХОДИМОГО ВСТУПЛЕНИЯ
Должно быть, вы обратили внимание, что большая часть документов, публикаций, мемуарных источников, используемых мной в первой части исследования, доступна любому желающему. Проблема лишь в том, что любой из этих источников требует особого подхода. Так, мемуары, написанные военачальниками, определенно «наломавшими дров» в процессе описываемых событий и пытавшимися любыми средствами выдать желаемое за действительное, – это одна крайность. Воспоминания рядовых бойцов, или командиров среднего звена, попавших в крутой водоворот этих самых событий и уже только потому изрядно обозленных на тех же начальников – противоположная крайность. Естественно, что каждой категории «воспоминальщиков» не следует доверять в полной мере.
По исследуемой нами теме к характерным «воспоминальщикам» первой категории относится отставной полковник Вильшанский. Командуя 8-й бригадой морской пехоты, он умудрился «наломать дров» еще до момента вступления бригады в непосредственное соприкосновение с противником. С выдвижением бригады на назначенные позиции Вильшанский опоздал на целые сутки. На что надеялся полковник – сказать трудно. Быть может, он предполагал, что за сутки обстановка так изменится, что уже никуда и никому «выдвигаться» не потребуется… Слишком «медлительный» полковник Вильшанский несколько ошибся, – на других участках обороны враг продвинулся незначительно, а вот назначенные его бригаде рубежи захватить успел. В результате, позволив противнику занять командные высоты и выгодные для обороны участки плато Кара-Тау, батальоны 8-й бригады в течение ближайших двух месяцев были вынуждены вести напряженные и кровопролитные бои, прежде всего, с целью вернуть изначально назначенные бригаде позиции. Бои эти были настолько кровопролитные, что уже к марту 1942 года бригада Вильшанского как боевое соединение перестала существовать и нуждалась в переформировании. По ходу нашего исследования вы сможете в этом убедиться.
После войны, уже в звании генерала, Вильшанский написал воспоминания об участии бригады в боях. Воспоминания интересные, содержательные, только из них очень сложно уяснить время выхода бригады на позиции, и выяснить причины, по которым эти позиции оказались захвачены врагом. В конкретном случае речь шла об одной бригаде и ее участии в боях.
Другой «летописец» – генерал Коломиец, в процессе обороны Севастополя командовал 25-й дивизией и был комендантом 3-го сектора. И дивизией, и сектором генерал командовал не всегда успешно, но в мемуарах, пересыпанных шутками и прибаутками, Трофим Калинович старался убедить нас в том, что на его «Чапаевской» дивизии держалась чуть ли не вся оборона Севастополя. Не понятно только почему «не удержалась»?.. На мемуарах членов военного совета И.И. Азарова и Н.А. Кулакова, на мой взгляд, не стоило задерживать внимание, прежде всего, потому, что от деятельности самих «мемуаристов» мало что зависело в обеспечении боевой устойчивости СОР. В 1979 году были опубликованы воспоминания генерала Моргунова. Учитывая степень участия Моргунова в обороне Севастополя и его осведомленность в деятельности командования СОР на всех этапах обороны города, мемуары Петра Алексеевича на долгие годы стали своеобразной энциклопедией обороны. Они и сейчас остаются настольной книгой и наиболее информативным источником, даже с учетом того, что бывший командующий береговой обороны, описывая ход борьбы за Севастополь, довел до читателя исключительно «свой» взгляд на многие проблемные эпизоды, имевшие место в процессе обороны.
Начиная с середины 80-х годов в адрес комиссии по сбору и изучению истории обороны Севастополя было прислано много писем от непосредственных участников боев: матросов, старшин, сержактов, офицеров. Инициаторы переписки, прежде всего, преследовали цель собрать информацию по последним дням обороны; по крупицам собирались материалы, позволяющие теперь отслеживать события в частях и секторах обороны в процессе всего периода борьбы за Севастополь.
Казалось бы, самым надежным и полным источником информации должны были стать журналы боевых действий дивизий и бригад, сводки и боевые донесения от полков и отдельных батальонов. Информацию, изложенную в сводках и донесениях, следует вопринимать с учетом того кем и в каких условиях эти документы создавались.
В нашем распоряжении имеются воспоминания немецких военачальников, командовавших войсками, блокировавшими Севастополь, немецких историков, дающих трактовку тех или иных событий с позиции наших бывших противников. К ним, по известным причинам, следует тоже относиться осторожно и с пристрастием. Вот и выходит, что из большого числа не внушающих должного доверия источников, слудует выбрать достоверную информацию, более того – сделать на ее основе серьезные, ответственные выводы.
Что касается процесса выявления достоверной информации, то все не так безнадежно, как может поначалу показаться. В процессе выявления явных противоречий между различными источниками по конкретному боевому эпизоду, уточнения отдельных деталей «на местности» – легче «прорисовывается» фактический ход событий. Здесь используется нечто подобное философскому принципу «единства и борьбы противоположностей» в применении к варианту военно-исторического поиска. Для такого комплексного исторического анализа требуется достаточно высокий уровень подготовки исследователя, способного охватить и объективно оценить большое количество фактов, условий, причин и следствий того или иного исторического эпизода.
К сожалению, в последние годы в сфере военно-исторических исследований все большее место занимают «сержанты» от исторической науки в прямом и переносном смысле этого слова. В классическом варианте значение того или иного боевого или исторического эпизода полноценно способен исследовать и оценить историк-исследователь по своему служебному и общественному уровню соответствующий теме и предмету исследования. По боевой деятельности полка, бригады, дивизии вправе судить офицер, как минимум, имевший практику командования батальоном. По боевой деятельности корабля, бригады или дивизии кораблей вправе объективно судить, как минимум, бывший командир корабля, либо офицер соответствующего штаба. Недаром в процессе подготовки офицера в военном училище или академии при моделировании его будущей служебной деятельности речь всегда шла о перспективах занятия должностей определенного уровня. И это единственно верный подход к делу. Пора навсегда отказаться от убогого по сути и опасного по последствиям постулата – о кухарке, «способной» (?) управлять государством. К чему приводят кухарки и «кухари» на должностях государственного уровня мы уже неоднократно наблюдали.
Чего только стоит «яркий» пример с последним министром обороны России – Сердюковым… Не стоит и военно-историческую науку превращать в источник продукции для ящика при выгребной яме, с заведующим в звании младшего сержанта.
В Российской Империи существовали определенные требования и условия при публикации материалов военно-исторического характера. Право публикации в военных и военно-исторических изданиях получали офицеры в звании не ниже капитана армии – лейтенанта флота и чиновники военного ведомства не ниже 8-го разряда. В публикации обязательно указывалось воинское звание автора. Кстати, это требование распространялось не только на военные издания. Чуть ли не до самой смерти Достоевский подписывал рукописи своих гениальных творений «инженер-подпоручик в отставке», а Лев Толстой с серьезныи и суровым выражением лица представлялся редакторам – «отставной поручик и кавалер» граф Толстой…