Это данные за 4-е августа 1942 года. Как минимум, сотня судов могла быть выделена для спасения воинов в Севастополе. В те дни и ночи, когда отчаявшиеся воины отправлялись в море на плотах, автомобильных камерах, и пр., сотня мореходных судов, посланных в несколько приемов к берегу Херсонеса, спасла бы многие тысячи жизней. Если бы половина этих судов погибла при переходе, и то несколько тысяч воинов можно было бы спасти.
Спланировать и организовать операцию по спасению следовало на уровне командующего Азовской флотилии и Керченской ВМБ при общем руководстве того же адмирала Исакова, возглавлявшего при штабе фронта военно-морскую группу. И по здравому размышлению, именно Исаков несет значительно большую, чем нарком Кузнецов, ответственность за трагический исход севастопольской обороны. В первую очередь он, как представитель Наркома ВМФ, а не Буденный, должен был направлять и контролировать деятельность адмирала Октябрьского. Все отговорки, вроде той, что Крымский фронт требовал к себе больших средств и основного внимания, не выдерживают критики. Сначала загубили на корню процесс эвакуации разгромленной группировки Крымского фронта, затем пустили на самотек обеспечение Севастополя. Если бы не личное заступничество Кузнецова перед Сталиным, не сносить бы головы командующему Керченской ВМБ – адмиралу Фролову. А где при этом был адмирал Исаков?
Можно себе представить «тематику» этого непростого, вымученного, выстраданного разговора между Петровым и Октябрьским после прибытия их на Кавказ. Да и имел ли Иван Ефимович полное моральное право резко критиковать адмирала Октябрьского? По всем объективным признакам – имел. По отдельным моральным критериям позиция Ивана Ефимовича была не безупречна, особенно в последние часы пребывания на Крымской земле. Иван Ефимович отчетливо представлял, что останься он в Севастополе, – вместе с ним погибнет и сын… К такой жертве он, похоже, не был готов. Что же касается взаимоотношений генерала Петрова с адмиралом Октябрьским… С первого же дня совместной деятельности в Севастополе Иван Ефимович позволил Октябрьскому присвоить слишком большие полномочия, в том числе, и при решении оперативных вопросов управления войсками. Примеры тому мы отмечали в декабре, в январе, в марте, и особенно – в июне… Будь на месте Ивана Ефимовича генерал-лейтенант Черняк (чему так и воспротивился Октябрьский),такой бы вариант отношений адмирала и генерала-командующего армией не прошел бы…
А теперь остается признать, что Иван Ефимович был обречен разделить с Октябрьским часть общей вины за печальный финал обороны Севастополя и за трагедию на Херсонесе.
Вернемся на 35-ю батарею утром 1-го июля 1942 года.
Обещание Моргунова сбылось: ранним утром в район 35-й батареи прибыли батальоны полка береговой обороны общей численностью 1500 человек. Таким образом, количество бойцов и командиров, поступающих в непосредственное распоряжение генерала Новикова, составляло порядка 7-8 тысяч человек боевого состава. Эти силы, как отмечает Моргунов, были направлены на создание второго рубежа обороны в районе бухты Камышевой, частью по Турецкому валу от Горбатого моста и до моря, а также в непосредственной близи от 35-й береговой батареи. Это все без учета остатков дивизий и бригад, занявших к утру 1-го июля первый рубеж обороны на линии от истоков бухты Стрелецкой через хутор Пятницкого до хутора Фирсова. Так что силы были не только для прикрытия района эвакуации, но и для продолжения борьбы на плацдарме.
Со средствами обеспечения, с боеприпасами, положение, действительно, было катастрофическое. 30 июня их поступило всего 25 тонн, а в ночь на 1 июля – 23,6 тонны. Из-за отсутствия должной организации приемки судов с 28-го по 30-е июля был сброшен в воду боезапас и продовольствие с двух тральщиков и трех подводных лодок. Об этих фактах имеются записи в вахтенных журналах судов. Тылы армии и флота с вечера 29 июня свернули свою работу, приступив к уничтожению запасов фуража и продовольствия.
Мы уже вели речь о том, что Петров и Моргунов покинули 35-ю батарею в 1 час 30 минут 1 июля после того, как они «…ввели в курс дела» по обороне и эвакуации генерала Новикова и его штаб.
К утру все помещения и коридоры батареи, как следует из воспоминаний очевидцев, были переполнены старшим командным составом армии. Оторванные от своих частей, сдерживающих из последних сил вражеские атаки, командиры находились в тревожном состоянии ожидания предстоящей эвакуации.
Для «поддержания духа» многие из них употребляли американский коньяк, в изобилии имевшийся на батарее. Это сразу бросилось в глаза связисту штаба флота капитан-лейтенанту А.В. Суворову, прибывшему на батарею вечером 30 июня. Если Суворов был такой наблюдательный, то он должен был отметить и тот факт, что начальник штаба СОР, капитан 1 ранга Васильев в тот последний вечер на 35-й батарее принял солидную дозу коньяка и, быть может поэтому, убывая на Кавказ, не дал четких указаний связистам. Все это подметил Линчик. Старший лейтенант Линчик, вернувшись из плена, не был связан условиями субординации со своими бывшими начальниками и был более откровенен в воспоминаниях.
Как пишет Моргунов, утром 1 июля враг обрушил всю свою мощь артиллерии и авиации на нашу оборону на подступах к городу и особенно по самому городу. Затем огонь был перенесен на укороченный рубеж обороны на линии дача Фирсова (на берегу Черного моря) – хутор Иванова – хутор Пятницкого – истоки бухты Стрелецкой, и на второй рубеж обороны: на линии хутора Пелисье – хутор Гречанова у Камышовой бухты.
В воздухе непрерывно находилось по 25-30 самолетов противника, которые как на полигоне, не встречая ответного зенитного огня, сбрасывали бомбы на наши позиции и на бреющем полете вели огонь из пушек и пулеметов. Израсходовав боезапас, была подорвана береговая батарея № 14 у Стрелецкой бухты. Весь личный состав во главе с ее командиром Г.И. Халифом и политруком Г.А. Коломийцевым погибли в последней контратаке после того, как закончились снаряды.
Главные удары противник наносил по хутору Пятницкого, хутору Меркушева, по районам Камышовой и Стрелецкой бухт. По всему фронту разгорелись тяжелые бои, длившиеся с неослабевающей силой целый день. Наши войска отчаянно отстаивали первый рубеж, который поддерживала артиллерия армии, получившая ночью немного боезапаса, доставленного самолетами. Ожесточенный бой шел также в районе железнодорожного вокзала и Куликова поля между противником, стремившимся быстрее овладеть городом, охватывая его с юго-запада, и нашими отдельными подразделениями армии и Береговой обороны, не успевших отойти, и группами рабочих, большинство которых погибло.
Отделы армейского тыла не просто «свернули» свою работу, а попросту бросили имущество и остававшиеся боеприпасы. По воспоминаниям начальника боепитания полка Рубцова, он по приказанию командира полка был направлен за боеприпасами и в районе городка 35-й батареи обнаружил десятки автомашин с различным имуществом и боеприпасами. Машины никем не охранялись и были фактически брошены. Инициативный «начбой» обнаружил полуторку, загруженную ящиками с патронами для автоматов и ручными гранатами. С большими трудностями по дороге, простреливаемой немцами, он доставил боезапас на позиции полка, ведущего бой в районе мыса Фиолент. Нужны ли здесь комментарии? Вы ознакомьтесь с перечнем трофеев, захваченных немцами после боев на мысе Херсонес.
Попытки Новикова организовать оборону 1 июля оказались малорезультативными из-за отсутствия связи с частями и их слабой управляемости. Позиции нашими воинами защищались «вахтовым» методом – с темнотой в окопах оставалось боевое охранение, а основная масса матросов и солдат шли к берегу под скалы, в надежде на приход кораблей. И даже эти, по сути, безобразные явления только свидетельствуют о том, что 2, 3 и даже 4 июля при наличии воли командующего флотом можно было под охраной «морских охотников» привести к берегам Херсонеса несколько десятков быстроходных сейнеров, мореходных баркасов для эвакуации защитников Севастополя. При условии гибели половины из них на оставшейся половине были бы вывезены сотни обреченных на смерть героев. Мне по-человечески жаль генерала Новикова, но и он не сделал даже того, что от него зависело. Как в той старой сказке, ему была поставлена задача – день простоять и ночь продержаться. Но за эти сутки он был обязан приложить максимум усилий, чтобы обеспечить эвакуацию нескольких тысяч офицеров армии и флота.