К вечеру 1.11.41 г. командование севастопольскими войсками было сосредоточено на КП береговой обороны, имевшем лучшую связь с оборонительными сооружениями и береговыми батареями. Был подготовлен приказ, определяющий расстановку войск и управление ими. Оборона Севастополя с сухопутного нап¬равления была разделена на три сектора и два отдельных боевых участка (Балаклавский и Городской).
I сектор – юго-восточное направление: от Северной бухты по побережью через Херсоносский маяк – мыс Фиолент – Балаклава – восточное Балаклавское укрепление (форт на высоте с отм. 386.6) – дер. Камары.
Балаклавский боевой участок был подчинен коменданту I сектора. Граница со II сектором проходила от дер. Камары по Балаклавскому шоссе на Севастополь. Комендантом I сектора был начальник школы БО и ПВО майор П.П. Дешевых; командиром Ба¬лаклавского участка – майор М.Н. Власов.
II сектор – восточное направление: дер. Камары – дер. Чоргунь – дер. Шули – дер. Черкез-Кермен; левая граница с Третьим сектором проходила от Черкез-Кермена (не существующая деревня в районе Эски-кермен) через гору Сахарная Головка к устью Черной речки в Инкермаиской долине. Комендантом II сектора являлся командир Учебного отряда контр-адмирал П.О. Абрамов.
III сектор – северное и северо-восточное направление: дер.Черкез-Кермен – дер. Заланкой (Холмовка) – дер. Дуванкой (Верхнесадовое) – гора Азис-оба (недалеко от совр. поселка Семеренко) – дер. Аранчи (Суворово) – по возвышенности севернее р. Качи. Далее от родника Алтын-Баир на запад до уреза моря, в 1,5 км се¬вернее устья р. Кача. Командиром III сектора был командир мест¬ного стрелкового полка подполковник Н.А. Баранов. III сектор делился на два подсектора. Командиром правого подсектора был назначен командир школы Учебного отряда полковник Дацишин. Левым подсектором командовал комендант всего III сектора.
1.11.41 года пути отхода Приморской армии на Севастополь были окончательно отрезаны. Армия вынуждена была с боями отхо¬дить через Яйлу, чтобы затем приморской дорогой через Байдары выйти к Севастополю.
50-я немецкая пехотная дивизия, наступавшая на левом фланге, имела задачу отрезать и уничтожить остатки советских сил, отходящих на Севастополь. Именно 50-й пехотной дивизии ставилась самая сложная задача: окружить и уничтожить противника, который был почти равен ей по силам.
И вот эту часть задачи дивизия выполнить не смогла, неожиданно столкнувшись со стойким сопротивлением 184-й дивизии НКВД и арьергардов Приморской армии. Сложно сказать, как бы сложилась судьба Приморской армии и Севастополя, если бы не упорнон сопротивление в горах пограничников. Бои начального периода обороны Севастополя существенно отличаются от тяжелых позиционных боев второго штурма. Это была маневренная война, в которой побеждал тот, кто лучше знал дороги и лучше руководил передвижением войск. Действительно, у немецких командиров были хорошие карты и знающие местность проводники, и они умело использовали эти преимущества. Немецкие войска предприняли смелый маневр и выиграли на начальном этапе борьбы. Проиграли они на очередном этапе: им не удалось окружить отступающую армию, бойцы-пограничники тоже хорошо знали местность и стояли до последнего.
Невозвратные потери первых дней борьбы были невелики, однако большое количество краснофлотцев и командиров попало в плен. Причины этого явления понятны: слабая связь, плохое управление войсками, отсутствие опыта маневренной войны. Нет смысла винить кого бы то ни было: Севастополь защищали не профессионалы, а моряки, не имевшие даже элементарных знаний и навыков по действиям на суше. Исключение составляли только части береговой обороны главной базы ЧФ, но и они не имели боевого опыта.
2 ноября. Воскресенье. Переход к позиционным боям.
В ночь с 1 на 2 ноября (в 3 ч 34 мин) на эсминце «Бойкий» в главную базу прибыл Ф.С. Октябрьский. Утром 2-го ноября генерал-майор П.А. Моргунов и контр-адмирал Г.В. Жуков доложили командующему о совместно предпринятых действиях. Правда, совместными действия назвать сложно, управление войсками только накануне вечером было сосредоточено на одном КП. Никаких особых распоряжений от командующего не поступило. Что выглядело несколько странно, ведь за оборону главной базы флота отвечал командующий флотом. Еще более странным видится то, что на этом факте заострил внимание в своих воспоминаниях генерал Моргунов – ближайший сотрудник и, надо полагать, единомышленник в «команде» Филиппа Сергеевича Октябрьского. Дело в том, что подобные «странности» (?): противоречащие стратегическим или тактическим установкам – решения; нелогичные, не соответствующие обстановке приказы; поспешные, либо явно запоздалые боевые распоряжения; явно не логичные кадровые перестановки; лукавые, либо откровенно ложные донесения в адрес вышестоящих инстанций, – все эти «явления» будут повторяться, чередоваться и выстраиваться в очень неприглядную практику, ставшую первопричиной катастрофы Приморской армии в июне 1942 года. Если бы подобное явление имело бы место в 1918-1920 гг. на одном их фронтов, либо флотов, то Лев Троцкий приказал бы расстрелять все командование. Кстати, аналогичные требования выставлял Мехлис в отношении командования Крымским фронтом после майской катастрофы, постигшей этот фронт.
Специфика деятельности командования СОР смотрится сложнее и… тухлее. На всех этапах обороны Севастополя моряки бригад морской пехоты, экипажи кораблей, личный состав полков Приморской армии героически сражались на рубежах обороны, зачастую выполняя непродуманные, конъюнктурные приказы командования, безропотно гибли в атаках, неся колоссальные потери, сдерживая врага и нанося ему значительный урон. Штабы армии, береговой обороны и авиации, с учетом сложной специфики, планировали и руководили боевой деятельностью частей и подразделений. Что же касается непосредственно командования СОР, то складывается убеждение в том, что его руководители в лице вице-адмирала Октябрьского и члена Военного совета дивизионного комиссара Кулакова, ощущало себя не более как «кураторами обороны» – представителями Верховного командования в Севастополе, ощущая себя примерно в такой же роли, какая была официально присвоена комиссару 1 ранга Мехлису на Крымском фронте. И эта самочинно присвоенная «возвышенность» позволяла представлять штабу фронта планы, для реализации которых не было условий и обеспечения, грубо вмешиваться в планирование боевыми действиями штабом армии, навязывая без учета обстановки наступательные действия, приводящие к неоправданным потерям, планировать десанты, заведомо обреченные на гибель. Эта же «надстроечная» позиция являлась основой явных «приписок» различных успехов и заслуг и забалтывания, либо умалчивания ошибок и потерь… Основой столь «продуманной» деятельности было формирование в составе СОР «команды единомышленников» в лице: генерал-майора Моргунова (опытного, предусмотрительного, по-житейски мудрого); генерал-майора авиации Острякова (молодого, бесконфликтного, исполнительного); дивизионного комиссара Кулакова (молодого карьериста, отлично ориентировавшегося в обстановке и во всем поддерживающего командующего). Что оставалось в этой ситуации делать генералу Петрову? Смирившись с грубым и незаслуженным отстранением от должности командующего СОР, на которую он был назначен командующим войсками Крыма вице-адмиралом Левченко, Иван Ефимович признал свою «подчиненную» (?) роль и следовал этой установки до последнего дня обороны Севастополя.
Очень характерным в процессе формирования и самоутверждения «команды» СОР было грубое устранение из ее состава контр-адмирала Гавриила Жукова, показавшего свой норов в первые дни обороны Севастополя и паническое «отторжение» генерал-лейтенанта Черняка, о котором мы уже вели речь.