Второе. Сегодня же эвакуировать в г. Куйбышев Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК тов. Молотовым.
Третье. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба в г. Арзамас.
Четвертое. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализации). Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин. Тело Ленина вывезти из Мавзолея в один из городов Сибири. Вопросы будут? (Молчание.) Вопросов нет. Всем приступить немедленно к выполнению данного постановления.
Все встают, уходят.
В приемной комнате Сталина Власик, Чадаев.
Чадаев. Жаль, конечно, покидать Москву в это тяжелое время.
Власик. И мне жалко, что ты покидаешь Москву.
Чадаев. Но приказ есть приказ. За непослушание сам знаешь, что бывает.
Власик. Да, сейчас все строго.
Чадаев. Могут и расстрелять.
Власик. Вполне.
Чадаев. А жить хочется, так хочется — нет слов. Отъезд из Москвы тоже вроде трусости, дезертирства.
Власик. Не переживай. Скоро вернетесь.
Чадаев. Я в этом уверен.
Власик. Уверен в этом и товарищ Сталин.
Чадаев. А не было разговора о том, что и он на крайний случай временно переберется к нам в Куйбышев?
Власик. Я знаю, был такой разговор на эту тему между Сталиным и Ждановым. «Хозяин» твердо и решительно заявил, что об отъезде не может быть и речи: он остается на своем посту в Москве. Но мы все-таки на всякий крайний случай сформировали специальный небольшой поезд, который уже находится в полной боевой готовности к отбытию.
Чадаев. Товарищ Сталин, конечно, об этом не знает?
Власик. Пока не знает, но, может быть, сегодня или завтра узнает. Хотя Вознесенский, Калинин и другие руководители подтвердили, что Сталин действительно покидать Москву не собирается.
Чадаев. Это правильное решение. Ну, пока, друг, увидимся ли еще?
Власик. Увидимся, обязательно увидимся.
Чадаев. А ты береги Сталина. Береги… Сталин для страны, для народа все: и надежда, и вера в победу.
Власик. Это так.
Чадаев уходит.
Да, Сталин для народа, для страны — это все… И вера в победу, и надежда на спасение страны.
В кабинет входит Игнатошвили.
Игнатошвили. Привет, дружище!
Власик. Привет. Что мрачный?
Игнатошвили. Да случайно зашел в кабинет к Микояну, а там сидел Маленков.
Власик. Ну и что?
Игнатошвили. Они сказали мне: «Иди в кабинет Сталина и скажи, что ему пора уезжать в Куйбышев». Сами они, видимо, опасаются заводить с ним такой разговор.
Власик. Ну и что дальше?
Игнатошвили. Я пришел к Сталину и, чтобы придать доверительность, заговорил по-грузински. При чем не сказал ни слова об отъезде, только спросил, какие вещи взять в Куйбышев.
Власик. Ну и что?
Игнатошвили. Сталин так посмотрел — я думал, на мне одежда загорится от его взгляда. Он сказал: «Ах ты трус проклятый! Как ты смеешь говорить о бегстве, когда армия стоит на смерть! Надо тебя расстрелять за такие панические разговоры!..» Я не помню, словно в бреду вышел из кабинета. Пришел к Микояну, Маленкову. «Ну, как? Что решил он?» — спросили они. Я не в состоянии был ответить им, огненный взор Сталина еще жег меня. «Расстрел», — мелькало в голове. Я знал, Сталин не бросает слов на ветер. На столе у них стояла бутылка коньяка, я схватил ее и глотнул из горлышка. А они все не унимались: «Ну все же, что он решил?». Он сказал: «Расстреляем тебя за такие панические разговоры». «И если это случится, то вы подставили меня под расстрел», — сказал им. Они извинились. Но, слава богу, обошлось… Вот в такую перепалку я угодил.
Власик. Для тебя это могло плохо кончиться. Нрав у Сталина крутой, характер твердый.
Игнатошвили. Да я знаю. И характер его знаю…
Власик. Не переживай. Радуйся, что так закончилось. Могло быть хуже.