Труба, окрашенная в песчаный, жёлтый и чёрный, возвышалась и над Рекой, и над обрывом, и была так же привычна глазу, как скалы, Высокий Лес и сама Река. Столь же привычны были местным изменения, вносимые станцией во всё живое. Фрисс, давно тут не появлявшийся, выглядывал эти изменения и кивал себе головой – пусть сарматы не рассказывают, что на станции не бывает утечек…
Сооружения «Флана», обнесённые единой стеной, охватывали берег полумесяцем и глубоко врезались в обрыв. Над обрывом склонялась Высокая Трава – и она была гораздо ниже и суше, чем повсюду, и ни Мелн, ни Золотая Чаша, ни багряный Кенрилл не украшали берег своими цветами. Лишь Дерево Ифи, вырастающее даже из щепки и выживающее под любым излучением, уцелело здесь. Но по Дереву Ифи никогда не поймёшь, двадцать лет ему или двести – и кто знает, хорошо ли ему тут расти…
Реку отравить тяжелее, чем землю, но не раз и не два вода начинала мерцать под стенами станции. Агва избегали её, куванцы проплывали мимо так быстро, как могли. Даже Инальтеки обходили сарматов и их сооружения по широкой дуге. Фрисс был согласен с ними – разумному существу нечего делать рядом с этими штуковинами. Да и неразумному… даже рыба, проплывающая тут по весне, когда мёртвая вода течёт вниз по Реке, даже ракушки на дне – и те наелись яда до полной несъедобности. Уже все жители усвоили, что ниже по течению весной нельзя рыбачить, и точно нельзя ничего подбирать со дна, особенно – красивые блестящие штуки из фрила и металла! Никогда ещё сарматы не выкинули ничего нужного…
Фрисс смотрел на трёхцветную громаду с опаской – весной тут можно было ожидать всякого, даже если не подбирать лишнего на берегу. Весной станции просыпаются от зимнего сна, свирепое пламя в их стенах разгорается, а сарматы мешают ему пожрать и стены, и всю Реку, вырвавшись наружу. Пока все установки-альнкиты – вон там они, под огромными куполами, прочнее камня – не начнут работать как положено, ни один сармат даже спать не ложится… и поэтому весной они все не в себе. А будь это иначе, Фрисс сейчас не смотрел бы на Реку.
Тогда отряду Геса Моско неслыханно повезло – не только войти на станцию, но и изгнать оттуда сарматов, не получив отпора… и выжить, когда сарматы проснулись и поняли, что творится. Фриссу до сих пор снился иногда тот день – Речники, с оружием в руках вставшие перед воротами, озадаченный взгляд Гвеннона, предводителя всех сарматов «Флана», и разъярённый Речник Гес – он ведь чудом тогда не разрубил Гвеннона пополам, Фрисс и Найгис едва успели повиснуть на нём и оттащить от сармата… но страшнее всего – пробирающий до костей оглушительный вой, тревожный вопль самого «Флана». Фрисс до сих пор был уверен – не оттолкни он тогда Речника Геса, не впусти сарматов обратно на станцию – и эта махина всё-таки взорвалась бы и залила ядом пол-Реки. Речник Гес чуть не убил его тогда, Фрисс думал, что больше ему не служить в этом отряде. Так и вышло – Астанен обвинил Геса в попытке подрыва станции и изгнал из Речников. Гес с тех пор к станциям не подходил - а вот Фриссу пришлось, и Речник не был уверен, что сарматы не отыграются на нём за весь тот отряд. Они ведь злопамятные, могут и в глотку налить той водицы с ирренцием…
Рядом с «Фланом» корабль Фрисса казался крохотным. Речник летел мимо цепочки высоких куполов из блестящего фрила, над которыми возвышались трубы – немного пониже главной – и ветвистые вышки, мимо общей стены, окрашенной в жёлтый, охристый и чёрный, к центральному зданию, врастающему в обрыв. Никакой дым не выходил из труб, но Речник знал, что нельзя летать над ними – корабль немедленно вспыхнет от чудовищного жара. И никаких повреждений не было видно на стене или на куполах альнкитов. «Это хороший знак, наверное,» - думал Фрисс, озадаченно глядя на станцию. «Ничего не взорвалось весной, всё работает…»
У такого громадного здания не было ни одного причального кольца! Фрисс долетел до самого входа и понял, что привязывать корабль придётся к трубе из непрозрачного фрила, что выступала из стены и снова входила в ту же стену. Получалась петля, на вид прочная. Речник надеялся, что она выдержит – или хотя бы не относится к жизненно важным частям станции. Он бросил несколько острых якорей так, чтобы они воткнулись в землю и удержали корабль, спустился на землю и быстро привязал хиндиксу к трубе.
Двери станции были открыты нараспашку, никто не охранял их. Фрисс огляделся и увидел нескольких сарматов на берегу Реки – один из них держал странный прибор с широкой выдвижной вилкой, иногда опускал эту вилку в воду или ощупывал землю, и тогда все склонялись над прибором. Фрисс не очень понимал в таких штуках – помнил только, что Халан называл такую усатую коробочку «дозиметром Конара», и что нужна она, кажется, для поиска Сиджена – излучений ирренция и веществ, ему подобных. Зато он понимал в другом – во взглядах и движениях. Даже окаменевшие лица сарматов не могли скрыть всё, и Фрисс, едва на них взглянув, насторожился – им было сильно не по себе, и они, наверное, предпочли бы оказаться подальше отсюда. Он видел такое – поздней осенью, когда сарматы готовились к зимнему сну и дремали на ходу… но не летом же!