Связь технической отсталости и неповоротливости государственного аппарата с внешнеполитической слабостью государства очевидно проявилась во время Русско-японской войны 1904-1905 гг.
Одновременно модернизация вела к стандартизации, в том числе и культурной, что вызвало встречные процессы русификации и наци-естроительства. В авангарде национальных движений также шла интеллигенция.
Таким образом, наиболее опасный для Российской империи социальный кризис назревал в городах. Но подпитывался он кризисом аграрных отношений.
Спор о благосостоянии: система и голод
В 2009 г. развернулась дискуссия о благосостоянии российского крестьянства, которая с легкой руки одного из ее участников С. А. Нефедова получила неофициальное название «о причинах русской революции»36. Мы уже упоминали, что благосостояние большинства населения - далеко не единственный и даже не главный фактор, вызывающий и объясняющий революцию. Голод в большинстве случаев не ведет к революции. Революция - результат не столько безысходности, сколько обманутых ожиданий. К тому же обе российские революции начались не в деревне, а в городах.
Тем не менее ситуация в городах зависит от аграрной периферии, и если принять подчиненное значение аграрной проблемы для понимания причин революции, можно признать ее важность для нашей темы.
В центре дискуссии оказался уровень жизни крестьянства, точнее -было ли это балансирование на грани голода, или дела обстояли лучше. Нефедов, опираясь на неомальтузианский подход, придерживается первой точки зрения, а исследователь социальной истории дореволюционной России Б. Н. Миронов - второй.
Нефедов использует мальтузианскую модель, которая уже в начале XX в. служила объяснением основных аграрных проблем, с которыми столкнулась Россия37. Этот взгляд был выражен, например, экономи-стом-аграрником Литошенко: «Теперь все одинаково сходятся в том, что русский агарный кризис конца XIX в. был не чем иным, как проявлением аграрного перенаселения или несоответствия между увеличением продукции сельского хозяйства и ростом сельского населения»38. Нефедов выносит демографический приговор империи: «Фактически демографический взрыв был приговором старой России: при существовавшем распределении ресурсов страна не могла прокормить нарождающиеся новые поколения»39.
Миронов, возражая Нефедову, утверждает: «Таким образом, весь XIX и начало XX в. в России отмечены ростом сельскохозяйственного производства и доходов крестьянства, снижением налогового бремени, что вело к повышению уровня жизни. Эта позитивная для крестьян тенденция была особенно заметна после Великих реформ. Тезис о мальтузианском кризисе в России в XIX - начале XX в. не находит подтверждения и, на наш взгляд, должен быть пересмотрен»40. Росло благосостояние или падало - это половина проблемы. Важно, в каких пределах и на каком уровне оно менялось. Даже повышающийся уровень жизни трудно назвать благосостоянием, если это медленный рост на уровне нищеты.
Обсуждение социальной ситуации конца XIX - начала XX в. неизбежно связано с оценкой крестьянской реформы 1861 г., которая создала систему аграрных отношений, просуществовавшую до 1906— 1917 гг. Социальная ситуация в России обуславливалась тремя факторами: индустриальной модернизацией (о проблемах которой речь шла выше), демографической ситуацией и этой системой 1861 г.
Миронов полагает, что «уровень жизни крестьян повышался, и этому способствовали три принципиальных фактора: получение в результате крестьянской реформы достаточных наделов, умеренный выкуп за полученную землю и уменьшение налогового бремени в пореформенное время»41. Прежде всего непонятно, почему полученные крестьянами наделы названы «достаточными». Достаточными для чего? До реформы помещичьи крестьяне владели большими наделами.
Миронов высоко оценивает результаты преобразований 1861 г.: «Условия проведения реформы способствовали тому, что большинство крестьян взяли надел, который обеспечивал их стабильное существование, и остались в деревне»42. Упоминаемое «большинство» - это прежде всего государственные и удельные крестьяне. То, что положение бывших государственных и удельных крестьян было относительно благополучным, утверждает и Нефедов. А вот с помещичьими крестьянами, жизни которых реформа коснулась в наибольшей степени, не все так однозначно.
36
Так называется статья С. А. Нефедова, где обсуждается проблема благосостояния, и сборник, в котором, помимо Интернета и исторических журналов, высказались основные участники дискуссии.
37
В соответствии со взглядами Т. Мальтуса быстрый рост населения ведет к голоду. Мальтузианский кризис, с чем согласны и участники дискуссии, характерен прежде всего для аграрного общества. Но появление индустриального сектора не отменяет этот кризис сразу. Просто наряду с мальтузианской тенденцией появляется другая, которая постепенно усиливается. Более того, начало индустриального перехода может спровоцировать демографический кризис, несколько снижая смертность и стимулируя рождаемость новыми надеждами для населения (иногда напрасными), что ведет к демографическому буму. Явление, хорошо известное для индустриального перехода. Проблема решается только после того, как лишняя рабочая сила устраивается в индустриальном секторе. Но это ведь происходит далеко не сразу. Соответственно, мальтузианский кризис оказывается одной из составляющих болезненной социальной ломки, которая сопровождает переход от аграрного общества к индустриальному. И в этом качестве он существовал в России, влиял на ситуацию, но ключевым фактором, тем более основной причиной революции не был.
39
Нефедов С. А. О причинах Русской революции // О причинах Русской революции. М., 2010. С. 55.
40
Миронов Б. Н. Наблюдался ли в позднеимперской России мальтузианский кризис? Доходы и повинности российского крестьянства в 1801-1914 гг. // О причинах Русской революции. М., 2010. С. 105.