Ельцин после “победы” полностью действует в духе Устрялова, утверждая свой “термидорианский” режим, который может увенчаться формированием новой цезаристской власти, хотя и не ненадолго. Известно, что любой бонапартистский режим мечтает пустить корни в провинции. Все говорит о том, что Ельцин, хотя и не отдает отчета в реальных процессах, но все же понимает заинтересованность орды изголодавшихся по власти молодых бюрократов, потенциальной буржуазии, тысячью нитей связанной с мафией, и определенных групп старой номенклатуры в установлении его личной власти. Именно поэтому представители этих слоев готовы так страстно и непримиримо бороться со всем, что напоминает социализм, отвергая любые коллективные и социальные ценности и с рвением неофитов отрицая их как собственное ”проклятое прошлое”. В то время как десятки миллионов отчаявшихся людей сожалеют о своей пассивности в дни расстрела демократического Парламента Хасбулатова, который сдерживал необузданность Ельцина и его камарильи.[171]
Самое любопытное здесь в том, что пример им подает сам Ельцин — по всей видимости, ему особенно важно морально и психологически уничтожить своих коммунистических противников, которые постоянно напоминают ему его собственное “позорное коммунистическое прошлое”.
Релевантным средством бонапартистской власти является целенаправленное науськивание друг на друга различных групп населения. Но режим в такой степени подавляет оппозицию , и недовольных вообще, что сам факт “подавления” придает оппозиционерам героический ореол, дополнительную нравственную и политическую энергию. Собственно, все начинают задавать себе вопросы — а зачем уничтожен коммунизм? — чтобы пришел этот наглый, безграмотный мужлан, объявивший страну своей собственностью? Разве смели коммунистические правители так цинично убивать и избивать людей, уводить от суда взяточников и казнокрадов?
Ельцинизм как политический режим порождает новые формы тотального господства исполнительной власти над обществом. Устранение Советов как представительных органов власти и парламентаризма способствовало не самоопределению общества, а торможению его развития и укреплению бесконтрольности административно-бюрократической системы под предлогом, во- первых, борьбы со старым режимом, во-вторых, борьбы с преступностью.
Все позволено человеку, по образному выражению Виталия Третьякова, “пришедшему одновременно с двух сторонсвета (жаль, что не с четырех, да это, видимо, даже космогония не позволяет), с двух разных направлений: из прошлого, которое лучше его никто не понял, и из будущего, которое лучше его никто не видит”.[172]
Ельцин сам решает, быть или не быть и когда быть президентским выборам, сам определяет круг достойных поддержки политических объединений и партий. Больше того, он сам вместе со своими советниками и членами своего правительства создал партии, необходимые для выборов, — и считает на этой основе себя великим государственным деятелем. Кстати, ничтожный Тьер тоже считал себя Великим. Но он был нелеп и смешон... Реакционно-консервативный авторитарный режим с его царистскими (вождистскими) тенденциями, пусть даже и опирающийся на гнетущую политическую апатию населения, не может служить отечественным и зарубежным предпринимателям и банкирам гарантией того, что они смогут контролировать использование и перераспределение российских сырьевых ресурсов и производственных мощностей. Здесь не обойтись без согласия общества и влиятельного парламента, развитой сети представительных учреждений, которые могут легитимировать в современном обществе институциональные изменения в государстве. Это — аксиома современной цивилизации, но она остается непонятой идеологами ельцинизма. А потому отторгается ими. Этим самым укорачивается жизнь самого политического режима.
Ельцинизм стал эпилогом старой и прологом новой, еще совершенно неопределившейся системы. Ельцинизм — это переходное состояние, последний этап перемены строя. Его трагическая ошибка — это сентябрьско-октябрьский кровавый переворот, четко обозначивший границы его правления, его существования как авторитарного режима. Авторитарные режимы чреваты путчами и антипутчами, реже они ведут к революциям. Но — ведут. Дальновидный Ключевский после “кровавого воскресенья” 1905 года четко определил, что кровь, пролитая между царем и народом, навсегда отделила их. И его приговор: “Царь падет навсегда.”
Революции — это состояние нетерпимости к правящему режиму. Такое состояние может быть приближено в результате стремительного нарастания иллегальных элементов в структурах политического режима. По мере того, как в общественное сознание проникает мысль о ржавчине, разъедающей систему управления государством, его нетерпимость возрастает. Нетерпимость и апатия — врожденные свойства гражданского общества в условиях авторитаризма. Апатия — это не такое уж и безобидное состояние для правящих кругов. Это — первая ступень нетерпимости, за которой следует “тихое осуждение”. И далее — эскалация по пути недовольства, и, наконец, наступает этап отторжения обществом существующего режима. Это уже происходило — вспомните закат режима Горбачева. Формы, в которых реализуется это отторжение — могут быть различными, вплоть до революции. Но они —неизбежность, своего рода историческая реальность. Эти выводы подтверждаются “параллельными” наблюдениями не только ученых, специалистов, но и литераторов, переживающих за нелепое управление народом, страной.
Владимир Максимов, как всегда, образно выражает свои мысли. “Пусть снова обрушится на мою седую голову водопад хулы и обличений, но я, убежденный и последовательный антикоммунист, беру на себя смелость утверждать, что режим, восторжествовавший сегодня в России, хуже, бессовестней и беспросветней прежнего, потому что предлагает обществу игру без правил, существование вне закона и являет собою власть уголовной олигархии”.[173]
Эта “уголовная олигархия” бесконтрольна. Ее “полномочные представители” ныне обладают куда большей властью в областях, краях, городах, чем Первый секретарь обкома КПСС Свердловской области “товарищ Ельцин”.
Собственно, созданием региональных полулегальных административных режимов, действующих практически бесконтрольно, автономных от Кремля, хотя и являющихся составными частями общей административно-бюрократической системы (АБС) и завершился процесс падения режима представительной власти в России, отсчет которому положил I Съезд народных депутатов РФ, а трагический конец — Х Съезд народных депутатов РФ и расстрел из танковых орудий самого Парламентского дворца.
И солдаты Суллы осуществили переворот, разогнав Сенат и провозгласив его диктатором, — это был первый опыт в Римской республике — опыт вмешательства армии во главе с мятежным диктатором. Но Сулла, дав новую конституцию Риму, восстановив Сенат в прежних полномочиях, ушел добровольно. Умный он был, этот Сулла...
Президентство без сдерживающих начал и без властного парламента, без возможности самовыражения мнений граждан через подлинные представительные органы на федеральном и региональном уровнях — это не республиканское и не демократическое президентство — это олигархическая власть (по Аристотелю). Провозглашенная от имени народа Конституция поставила Президента над Государством — это, мягко говоря, что-то специфическое во всей системе современных государств. Его политический режим требует своей особой идентификации.