Характерный пример: решительный курс СНК на единоначалие в стратегически важной сфере железнодорожных перевозок вызвал резкое неприятие со стороны части большевистской партии и левых эсеров именно в силу отхода от принципов низового «демократизма» и рабочего контроля. Ленина обвинили в возвращении к методам царизма, во введении управленческой диктатуры.
Лидеру большевиков в работе «Очередные задачи Советской власти» от 28 апреля 1918 года пришлось объяснять вещи, которые сегодня представляются сами собой разумеющимися: «Характерна борьба, которая развёртывалась… вокруг последнего декрета об управлении железными дорогами, декрета о предоставлении диктаторских полномочий (или «неограниченных» полномочий) отдельным руководителям. Сознательные (а большей частью, вероятно, бессознательные) представители мелкобуржуазной распущенности хотели видеть отступление от начала коллегиальности и от демократизма и от принципов Советской власти в предоставлении отдельным лицам «неограниченных» (т.е. диктаторских) полномочий. Среди левых эсеров кое-где развивалась прямо хулиганская… агитация против декрета о диктаторстве. Вопрос встал действительно громадного значения: …вопрос принципиальный, совместимо ли вообще назначение отдельных лиц, облекаемых неограниченными полномочиями диктаторов, с коренными началами Советской власти…»
«Что диктатура отдельных лиц очень часто была в истории революционных движений выразителем, носителем, проводником диктатуры революционных классов, об этом говорит непререкаемый опыт истории… О значении именно единоличной диктаторской власти с точки зрения специфических задач данного момента, надо сказать, что, всякая крупная машинная индустрия — т.е. именно материальный, производственный источник и фундамент социализма — требует безусловного и строжайшего единства воли, направляющей совместную работу сотен, тысяч и десятков тысяч людей. И технически, и экономически, и исторически необходимость эта очевидна… Но как может быть обеспечено строжайшее единство воли? — Подчинением воли тысяч воле одного.
Это подчинение может, при идеальной сознательности и дисциплинированности участников общей работы, напоминать больше мягкое руководство дирижера. Оно может принимать резкие формы диктаторства, — если нет идеальной дисциплинированности и сознательности. Но, так или иначе, беспрекословное подчинение единой воле для успеха процессов работы, организованной по типу крупной машинной индустрии, безусловно необходимо. Для железных дорог оно необходимо вдвойне и втройне. И вот этот переход от одной политической задачи к другой, по внешности на неё совсем не похожей, составляет всю оригинальность переживаемого момента»[922].
Нужно подчеркнуть этот важный для понимания происходивших в России процессов момент: Ленину приходилось объяснять членам революционных партий необходимость единоначалия на производстве — настолько они были проникнуты демократизмом, выходящим за все и всяческие рамки. Попытки лидера большевиков ввести единое управление железными дорогами страны вызывали обвинения в стремлении к диктатуре.
Отголоски того давнего спора встречаются и сегодня, когда суть вопроса давно забыта. Слишком многие люди в пылу дискуссии предпочли прочесть в работах Ленина лишь то, что им захотелось. Цитированный выше Виктор Кибальчич, пришедший в РКП(б) из рядов анархистов, называл происходящее в стране «тяжёлой болезнью революции». Он писал: «Великие идеи 1917 года, позволившие большевистской партии увлечь крестьянские массы, армию, рабочий класс и марксистскую интеллигенцию, очевидно, умерли… Теория <Ленина> обещала государство, совершенно отличное от прежних буржуазных государств, «без чиновников и полиции, чуждых народу», в котором трудящиеся будут осуществлять управление непосредственно через свои выборные советы и самостоятельно поддерживать порядок… Сотни раз Ленин восхвалял демократию… В 1918 г. <Ленин пишет>, что диктатура пролетариата вполне совместима с режимом личной власти»[923].
922
923