Были предусмотрены как бонусы, так и штрафы. Районы, до начала развёрстки выполнившие государственный план по заготовкам, от развёрстки освобождались. Перед теми же, кто уклонялся от развёрстки или не мог поставить нужного количества зерна, всерьёз вставала угроза реквизиций[88].
Те немногие исследователи, кто берётся сегодня судить о риттиховской развёрстке, подчеркивают её лояльный к крестьянину характер: за хлеб платили, т.е., фактически, покупали его, в отличие от времён Октября. Развёрстка была если не в теории, так по факту добровольной — после её неудачи реквизиции не были применены, и Риттих в стенах Думы обещал, что и не будут.
А.И. Солженицын в «Красном колесе» говорил о риттиховской развёрстке как об идее «активного призыва населения к добровольным поставкам», подчёркивая её эффективность: «с августа по декабрь, смогли купить только 90 миллионов пудов, а за декабрь — январь Риттих умудрился купить 160 миллионов»[89]. В действительности же активная пропагандистская кампания, которая сопровождала развёрстку, призывая проявить патриотизм и уверяя, что хлеб пойдёт на нужды обороны, носила исключительно вспомогательную функцию. Она была направлена на облегчение процесса развёрстки, но не более того.
Во-первых, крестьянина никто не спрашивал, хочет ли он, и готов ли продать хлеб, развёрстанный из центра на его хозяйство. Он просто был обязан его отдать. Во-вторых, компенсацию за изъятый хлеб ему выплачивали исходя из твёрдых цен, которые утрачивали всяческое значение из-за инфляции. Напрасно А.И. Солженицын подчёркивает, что Риттих купил эти 160 миллионов пудов хлеба — с торговлей это не имело ничего общего.
Надо сказать, что и Временное правительство, как и большевики позже, точно так же платили крестьянам за изъятое продовольствие. Разница с риттиховскими временами заключалась исключительно в масштабах катастрофы в экономике — от трёхкратного роста вольных цен к тысячекратному.
Кроме того, существует представление, что риттиховская развёрстка была направлена в первую очередь на торговые запасы зерна. Это не так — торговые сети от развёрстки были как раз освобождены[90], а сама развёрстка осуществлялась по сети, созданной ранее Министерством земледелия и Особым совещанием под лозунгом «лицом к производителю». То есть по сети, направленной в обход посредников, непосредственно к крестьянским хозяйствам.
Неудачи риттиховской развёрстки совершенно очевидно были связаны с несовершенством аппарата заготовок, существовавшего на тот момент. Внесла свой вклад и политическая обстановка в стране. Собрать удалось куда меньше запланированных 772 100 тыс. пудов хлеба[91]. Попытка заставить крестьянина отдать хлеб для армии и города при помощи административного приказа и пропагандистской кампании вызвала глухое сопротивление деревни. Нет никаких сомнений, что будь аппарат совершеннее, а политическая ситуация спокойнее, не случись революции, Риттих довёл бы идею развёрстки до конца.
В нашем же случае, уже после Февраля, оставалось лишь переходить к реквизициям. Что и было осуществлено с первых же дней революции[92], а к лету 1917 года дошло уже и до отправки вооружённых отрядов в деревню[93]. Но сама риттиховская развёрстка, прерванная революцией, осталась, конечно, вне критики.
Но давайте задумаемся: не случись революции, по какому пути логично пошло бы царское правительство в развитии уже принятых решений?
5. Временное правительство констатирует: хлеба в стране нет. Первые вооружённые продотряды
Февральская революция поставила перед новой властью вопрос взаимодействия со старыми органами управления и создания собственных управляющих структур. Этот процесс с первых же дней пошёл по пути «демократизации» — только за период с февраля по сентябрь сменилось 3 центральных структуры, управляющих продовольственной политикой. На местах чехарда с переформированием царских продовольственных органов и созданием новых превратилась в настоящее бедствие. Ситуация только усугублялась общим послереволюционным хаосом и возникшим двоевластием.
27 февраля 1917 года в Таврическом дворце была создана Продовольственная комиссия Временного комитета Госдумы и Совета рабочих и солдатских депутатов. Некоторое время она пыталась наладить взаимодействие со старыми региональными структурами. Однако уже 2 марта Комиссия распорядилась губернским и земским управам организовать, как подчёркивалось, «на широко демократических основаниях»[94] новые продовольственные органы — губернские продовольственные комитеты. На них, в свою очередь, возлагалась задача организации уездных, волостных, мелкорайонных и т.д. комитетов.
89