Всё это, однако, уже не могло спасти ситуацию. Находящееся в непрерывном кризисе Временное правительство теряло контроль над экономикой. «Министр иностранных дел Терещенко подсчитал, что из 197 дней существования революционного правительства 56 дней ушло на кризисы. На что ушли остальные дни, он не объяснил», — иронично отмечал Л.Д. Троцкий[108].
Страна неудержимо шла к полной потере управления, анархии и развалу. Причины разные политические силы склонны были видеть где угодно — в происках оппонентов, в разрушительном влиянии германских шпионов — и так далее, и тому подобном. «Кривая хозяйства продолжала резко клониться вниз. Правительство, Центральный исполнительный комитет, вскоре и вновь созданный предпарламент регистрировали факты и симптомы упадка как доводы против анархии, большевиков, революции. Но у них не было и намёка на какой-нибудь хозяйственный план. Состоявший при правительстве для регулирования хозяйства орган не сделал ни одного серьёзного шага. Промышленники закрывали предприятия. Железнодорожное движение сокращалось из-за недостатка угля. В городах замирали электрические станции. Печать вопила о катастрофе. Цены росли. Рабочие бастовали слой за слоем, вопреки предупреждениям партии, советов, профессиональных союзов», — отмечает Троцкий[109].
«Август и сентябрь становятся месяцами быстрого ухудшения продовольственного положения. Уже в корниловские дни хлебный паёк был сокращён в Москве и Петрограде до полуфунта (200 грамм — Д.Л.) в день. В Московском уезде стали выдавать не свыше двух фунтов в неделю. Поволжье, юг, фронт и ближайший тыл — все части страны переживают острый продовольственный кризис. В текстильном районе под Москвой некоторые фабрики уже начали голодать в буквальном смысле слова. Рабочие и работницы фабрики Смирнова — владельца как раз пригласили в эти дни государственным контролёром в новую министерскую коалицию — демонстрировали в соседнем Орехове-Зуеве с плакатами: «Мы голодаем», «Наши дети голодают», «Кто не с нами, тот против нас». Рабочие Орехова и солдаты местного военного госпиталя делились с демонстрантами своими скудными пайками…»[110]
Троцкий, описывая ситуацию в России накануне Октябрьской революции, возлагает вину за развал и хаос преимущественно на Временное правительство. Но при всех недостатках этого действительно малодееспособного руководящего органа, нельзя всё же не заметить, что наблюдаемые им процессы берут своё начало отнюдь не с Февраля, а со дня вступления России в Первую мировую войну. Все дальнейшее их развитие абсолютно логично и последовательно вытекает из тех мер и действий, которые предпринимались царскими властями и, позже, Временным правительством, с целью стабилизировать ситуацию.
Нужно констатировать, что эти меры были явно недостаточны, половинчаты, состояли из множества непродуманных шагов, таких, как запреты вывоза продовольствия или эксплуатация железнодорожного транспорта «на убой». Подавление частного рынка продовольствия и отсутствие даже попыток заменить его государственной системой распределения.
Как странно это ни прозвучит, но царские власти в стране с жёстко централизованной монархической системой правления встали на путь централизации и контроля в экономике, при этом, видимо, не совсем отдавая себе отчёт в том, как функционирует экономика собственной страны. И мало представляя, как осуществлять над ней централизованный контроль. В результате непродуманных и бессистемных действий они довели государство до краха.
Сформировавшееся после Февральской революции двоевластие (которое, при желании, можно охарактеризовать и как отсутствие власти) лишь усугубляло нарастающую катастрофу. Хаос, поглотивший Россию, наступил задолго до прихода к власти большевиков. За несколько месяцев до Октябрьской революции московская кадетская газета «Русские ведомости» писала: «По всей России разлилась широкая волна беспорядков… Стихийность и бессмысленность погромов… больше всего затрудняют борьбу с ними… Прибегать к мерам репрессий, к содействию вооружённой силы… но именно эта вооружённая сила, в лице солдат местных гарнизонов, играет главную роль в погромах… Толпа… выходит на улицу и начинает чувствовать себя господином положения»[111].
108