Я пожала плечами.
— Кто знает. Самое простое объяснение — она сказала нечто, что привело его в ярость, вот он и не сдержался.
— А твоя вторая невестка?
— Салмея уверяла меня, что время, когда она желала Лайле смерти уже прошло. Я очень хочу поверить ей, но не могу окончательно перестать подозревать. Все-таки покойная измывалась над ней довольно долго.
— Насколько я понял, Лайла была из тех женщин, что с легкостью наживают себе врагов. Так что список подозреваемых смело можно расширять.
— Да, но кого туда можно добавить? Айше? Она недолюбливала Лайлу, но не столь сильно, чтобы убить ее из-за этого.
— Ну могли еще быть обиженные служанки, рабыни, другие девушки из гарема. Ты ведь отсутствовала несколько лет, так что многого не знаешь.
— Да, ты прав, — согласилась я. — Об этом я не подумала.
— Только предоставь вести расследование дознавателям, хорошо? Крыса, загнанная в угол, становится агрессивной. Боюсь, что если ты приблизишься к разгадке, то преступник пойдет на еще одно убийство.
— Пока я никому не дала повода подумать, что пытаюсь вычислить убийцу. Я просто утешала Салмею и обсудила с Зульфией ее перспективы в гареме. Со служанками Лайлы тоже что-нибудь придумаю, да и завтра мне будет не до разговоров с ними.
— А чем ты собираешься заняться завтра?
— Навещу Фирузе, Салмея отослала ее на несколько дней в загородный дворец.
— Она правильно поступила.
— Да, невестка — хорошая мать. Разлука с дочерью очень огорчает ее.
— А разве она не может остаться за городом с малышкой?
— Думаю, она просто не стала беспокоить Селима просьбами, а без его разрешения сама уехать не решилась. Но я настою на том, чтобы она не расставалась с Фирузе и осталась завтра с ней. Скажу, что сама улажу этот вопрос с братом.
— А теперь, — улыбнулся Эдвин, — если мы все обсудили, предлагаю заняться кое-чем более приятным.
— Например?
— Например, вот этим, — его губы скользнули по моей щеке. — Или этим, — шепнул он мне на ухо и слегка прихватил мочку зубами.
Рука его на моей спине соскользнула на поясницу, потом спустилась чуть ниже. Я откинула голову, подставляя шею под его поцелуи.
— О да, мой принц, мне нравится ваше предложение, — охрипшим голосом отозвалась я, поглаживая его грудь через легкий шелк туники.
Шаль полетела на землю. Губы Эдвина спустились по шее к ключицам, а затем — к открытой части груди. Я тихо застонала и вцепилась в его плечи. Сбросив туфельку, погладила голой стопой его ногу, поднимаясь все выше и выше.
— Амина, — прошептал Эдвин, поднимая голову. — Амина, я с ума по тебе схожу.
Я привлекла его к себе, прильнула к его губам в страстном поцелуе. Как так получилось, что он, чужак с далекого Севера, стал моим единственным оплотом во внезапно изменившемся мире?
— Я люблю тебя, — выдохнула я, когда мы разорвали поцелуй. — Люблю.
— И я тебя люблю, — отозвался Эдвин. — Я даже не знал, что так бывает.
— Как — так? — поинтересовалась я, крепко прижавшись к нему.
— Когда кто-то становится центром мироздания и смыслом жизни. Я не умею говорить красивые фразы, Амина, в этом северяне отличаются от южан. Я не буду сочинять баллады о моей любви к тебе. Но ради тебя я готов на все, просто помни об этом.
И он опять приник к моим губам. А я, несмотря на все свалившиеся на меня невзгоды, почувствовала себя абсолютно счастливой.
Загородный дворец располагался в живописном месте на берегу реки. Его окружал парк, в котором росли олеандры, плюмерии, источавшие сильный аромат, бугенвилии с яркими розовыми цветами и пышные кусты гибискуса. К реке вели мраморные ступени широкой лестницы. Возле нее караулила стража, зорко следившая, чтобы малышка Фирузе, не дай Небесный Отец, не умудрилась ускользнуть от служанок и сбежать к реке.
Девочка с радостным визгом выбежала нам навстречу и повисла на шее матери. Потом Фирузе переключила внимание на меня и, схватив за руку, повела показывать свое новое жилище.
— Тебе здесь нравится, дорогая? — спросила я у нее.
— Очень! — закивала девочка. — Только я хочу на речку, а Гульнара не пускает. Говорит, что без мамы нельзя. Но теперь, когда мама приехала, можно?
— Конечно, с мамой можно. Вот сейчас мы пообедаем и пойдем гулять.
Я провела с невесткой и с племянницей весь день. Игры с малышкой отвлекли меня от невеселых мыслей о Лайле. Когда я уже прощалась, Салмея еще раз спросила:
— Вы ведь скажете Императору, что это вы позволили мне остаться здесь, шаисса?
— Разумеется, скажу. Не переживай, Салмея. Вернетесь через несколько дней, когда во дворце смерть Лайлы уже перестанет быть бурно обсуждаемой новостью.
Я еще раз поцеловала Фирузе на прощание и забралась в экипаж.
Во дворец я прибыла, когда уже стемнело. Можно было уже собираться на вечернее свидание, но сначала я должна была поговорить с братом.
Селим был у себя в кабинете, но сидел не за столом, а на небольшом диване у окна.
— Я навещала Фирузе в загородном дворце, — сообщила я ему.
— Как она?
— Ей там нравится. Я разрешила Салмее пока не возвращаться во дворец.
— Хорошо, — несколько рассеянно отозвался Селим. — Знаешь, Амина, я совсем не скорблю о смерти Лайлы. Это так странно.
Я подошла к брату и присела рядом с ним на диван.
— Значит, ты не любил ее по-настоящему.
— Я это понял и раньше. А сейчас я даже удивляюсь, как я мог увлечься ею на столь долгий срок. Она была завистливой и склочной, правда, горячей в постели. А теперь ее нет — и я ощущаю лишь облегчение.
Я взяла Селима за руку.
— Не вини себя за это. Ты был добр к ней при жизни и не твоя вина, что она этого не оценила.
— Ты горевала, когда умер Исмаил? — внезапно спросил Селим.
— Да, — ответила я. — Но нас с ним связывали совсем не такие отношения, как вас с Лайлой.
Дверь приоткрылась и в кабинет заглянул Баязет.
— Добрый вечер, Амина, — поприветствовал он меня. — Не знал, что ты здесь.
— Я уже ухожу, — я поднялась с дивана. — Я заходила, чтобы рассказать о своей поездке в загородный дворец к Фирузе.
Мой визит к племяннице Баязета не заинтересовал и я, распрощавшись, оставила мужчин наедине.
Мои верные Фатима и Рания уже подготовили купальню. Они растерли меня шелковыми варежками с пеной, а затем — маслом с ароматом жасмина. Волосы расчесали и оставили распущенными, так, что они тяжелой волной падали на спину. Платье я выбрала простое, такое, чтобы легко смогла надеть его без помощи служанок. И сняла с себя все украшения.
Эдвин, ждавший меня на нашем месте посмотрел на меня с тревогой.
— Что-то случилось, Амина?
— С чего ты взял?
— У тебя такое выражение лица, словно ты приняла нелегкое решение.
— Ты прав, решение я приняла. Но я не назвала бы его нелегким.
И я взяла его за руку и повела в глубь сада, в тот самый павильон, где некогда впервые его поцеловала. Эдвин шел за мной молча, понимая, что не стоит задавать вопросы. И только когда за нами закрылась дверь он внимательно посмотрел мне в лицо и спросил:
— Амина, я правильно тебя понял?
Вместо ответа я расстегнула застежки на плечах и белый шелк легко стек к моим ногам. Полная луна, заглядывавшая в окна, светила довольно ярко и ее света мне хватило, чтобы разглядеть выражение восторга на лице жениха.
— Амина, — прошептал он и кончиками пальцев, едва касаясь, провел по моему плечу вниз, к груди, потом к животу. — Амина…
Я судорожно втянула воздух. А потом сделала шаг к своему любимому, оказавшись совсем близко, почти соприкасаясь телами.
— Эдвин, — мой шепот был хриплым. — Я люблю тебя и я не хочу больше ждать.
И, ощутив внезапную робость, осторожно погладила его по щеке. Он повернул голову, поцеловал мою ладонь. Моя рука приподняла край его туники, потянула вверх.
— Амина…
Туника полетела на пол. Эдвин подхватил меня, крепко прижал к себе. Теперь, без слоев ткани, разделявшей наши тела, все ощущалось острее. Прикосновение к его обнаженной коже обжигало, вызывало жар внутри. Его руки погладили мою спину, поясницу, спустились на ягодицы и сжали. Я провела языком по его ключице — кожа была слегка солоноватой от выступившего пота. Согнув ногу в колене, погладила его бедро. С губ Эдвина сорвался стон. На мгновение отстранившись от меня, чтобы избавиться от оставшейся одежды, он подхватил меня на руки и осторожно уложил на мягкий ковер. А сам опустился на колени рядом со мной.