– Сейчас подкрепимся немного, – вдруг нахмурился Пифодор, подняв сжатый кулак, – а потом пойдем и вырежем всех этих гераклейских торгашей!.. А корабль поведем в скифский порт!
Его поддержали воинственными криками.
7
– Огни слева! – закричал проревс.
Это известие мгновенно облетело всех. Не узнали о нем лишь пленники, запертые в своем тесном помещении. На палубу вышли триерарх с помощниками, а за ними купцы. Последние с опаской хватались за канаты, боясь очутиться за бортом. Ледяные волны уже окатывали нижнюю палубу. Гребцы получили возможность принять душ. Несчастные кандальники промокли в своих лохмотьях и жались друг к другу, стуча зубами. После дневного зноя казалось удивительным, что ветер нагнал откуда-то с севера столько холода.
Луна уже не светила. Небо почернело, как сажа, и тьма опустилась на море. Только заляпанный морской пеной, мокрый от соленых брызг сигнальный фонарь желтым пятном плясал среди мрака. Он болтался на конце реи, бросал тусклые отсветы на палубу и на кучку людей, боязливо лепившихся около рубок.
– Ну! – весело и нарочито громко крикнул триерарх кибернету. – Вот и огни Херсонеса! Море шалит, ветер свежий. Но разве это буря? Эй, держи курс на огни!..
– Что-то эти огни мне не нравятся… – пробурчал келевст.
– Не нравятся? Почему же?
– Потому что они тухнут и загораются вновь. Так не горят огни гаваней.
– Это понятно. Ветер застилает глаза, вот и все!
Корабль стал поворачивать влево. Огни теперь стали видны впереди.
Греки поздравляли друг друга с благополучным прибытием.
Только Орик смотрел вперед со странным чувством недоумения. Наконец он что-то понял и вздрогнул от охватившего его волнения. Хватаясь за край борта, херсонесец торопливо пробрался поближе к триерарху.
– Это не Херсонес, – вне себя крикнул он, – это огни какого-то лагеря на берегу, по-видимому скифского!.. Здесь нет никакого порта!.. Если мы не свернем немедленно на старый курс, судно налетит на береговые скалы!..
– Я же говорил, – зловеще пробубнил под нос Аристид.
Поднялась суматоха. Кибернет с проклятием кричал что-то рулевому. Триерарх требовал немедленно погасить сигнальные огонь.
– Но залив где-то близко, – пытался разъяснить Орик, – этот лагерь расположен на северной стороне залива…
Перепуганные купцы забились в свое помещение и шептали молитвы побелевшими от страха губами.
Буря налетела страшная, как черная смерть. Ослепительно сверкнула молния, загрохотал гром. Снасти корабля натянулись и запели, как струны эоловой арфы. Ветхие паруса некому было убрать. Они были изорваны в клочья. Кибернет и матросы не могли ничего предпринять. Их ослепил ветер, в лицо хлестала колючая ледяная каша. Крупные градины забарабанили по палубе. Судно завертелось и заплясало на волнах наподобие пустой амфоры из-под вина, выброшенной за борт. Управление сразу было потеряно. Огни скифских костров оказались сзади, потом справа, наконец провалились куда-то в бездну. Теперь никто не мог указать, где север, где юг, где Херсонес. Ветер с дождем и градом ударил, как бичом, по бокам и палубе злосчастного корабля. Страшные волны валились на «Евпаторию» откуда-то сверху.
– Нас, видимо, с большой быстротой уносит на юг! – прокричал Фаномах триерарху.
Тот ничего не ответил и спрятался в рубку.
– Он никогда не был настоящим моряком! – с холодным бешенством прорычал кибернет, кутаясь в плащ и пытаясь удержаться на месте. Несколько раз его сбивало с ног волной, он хватался руками за обледеневшие снасти, чтобы не быть проглоченным страшной пучиной.
С треском сломалась мачта и повисла на снастях. «Евпатория» совсем легла на левый борт.
– Руби канаты! – крикнул Фаномах, но его никто не услышал, на палубе никого не было. Матросы попрятались кто куда. Страшно выли и бились, гремя цепями, гребцы. Их заливало водою. Цепляясь за случайные упоры, кибернет пробрался в рубку к купцам, рассчитывая обогреться. Он совсем окоченел от холода и промок до нитки.
– Погибаем!.. – ревели купцы в непобедимом страхе.
Келевст оказался здесь. Перед приходом Фаномаха, он что-то говорил, его правая рука продолжала делать жесты, подкрепляющие речь, но выражение его лица угадать было трудно. Лампа качалась под потолком и давала больше копоти и вони, чем света. Фаномах потер озябшие руки, сбросил мокрый плащ и без церемонии стащил другой с плеч одного из греков.
– Этот будет посуше. Я совсем застыл.
Увидев амфору с вином, взял ее и стал пить через горлышко.
– Среди нас, – громко провозгласил келевст, видимо продолжая ранее начатый разговор, – есть кто-то с нечистой совестью… Кто-то не прошел очищения перед плаванием… Боги гневаются!
– Может, боги гневаются за то, что на корабле находятся нечестивцы скифы? – высказал предположение Автократ.
Его охотно поддержали.
– Правильно, – отозвался кто-то, – это они прогневили богов. Не зря старый скиф плевал в море. Он и накликал на нас несчастие.
– Он колдун, не иначе!
– А потом – их царь нарушил клятву мира, данную им Диофанту… Вот боги и наказывают их за клятвопреступление.
– О великий Зевс! А мы-то, невинные и честные люди, за что страдаем?
– Всем известно, что скифы не имеют совести, не соблюдают законов, родятся в грехе и живут в преступлении. Мы же не должны были пускать их на корабль. Этим-то мы разгневали богов! Посейдон не переносит варваров!
– Но почему тогда многие варварские племена хорошие мореходы? – с наивным удивлением спросил Никодим. – Кроме того, на каждом корабле есть варвары-гребцы, варвары-матросы, слуги… И на нашем тоже.
– Варварским мореходам помогают их боги, возможно, они делятся добычей и прибылью с Посейдоном, – наставительно ответил Аристид, – что же касается варваров-рабов, то эллинские боги терпят их за то, что они приносят пользу нам… Раб, собственно, уже не варвар, он – вещь, принадлежащая эллину, его имущество, а потому находится под покровительством олимпийцев и местных городских богов, их и Посейдон терпит… А на нашем корабле настоящие свободные скифы!
– Тогда надо их сейчас же продать в рабство!
– Нет, – возразил Орик, – они схвачены как враги Херсонеса, и только мой полис может продать их, обменять или оставить в городе!
– Выбросим скифов за борт, и Посейдон успокоится!
– В пучину проклятых варваров!
Все закричали разом, но никто не рискнул выйти из рубки, чтобы привести угрозу в действие. Каюта вставала на дыбы, и гераклеоты с воем валились в кучу. Волны с гулким грохотом и ревом катились через палубу. Что-то зловеще трещало под ногами, что-то падало на палубные доски и катилось по ним. Дверь рубки внезапно открылась, целый водопад холодных брызг и еще более холодного ветра окатил греков, охладил их пыл. Дверь кое-как захлопнули. Обезумевшие от ужаса торговцы истошными голосами стали требовать смерти скифов.
– Нет! – старался перекричать всех Орик. – Выбросить за борт скифского князя я не позволю! Я не могу допустить, чтобы мой полис потерял возможность получить за него богатый выкуп! Выкупные суммы священны! Выбрасывая в море скифа, мы выбрасываем и священные деньги! Дева-Покровительница не простила бы этого!
– Зато мы умилостивим Посейдона! Сейчас мы зависим не от Девы, а от него!
– Не один Посейдон нуждается в жертвах! И не от него одного зависит наше спасение! Не забывайте других богов, начиная с самого Зевса! К тому же Посейдон уже получил кое-что!
– Тогда выбросим слуг князя!
– Это другое дело, хотя и они чего-то стоят.
Кибернет презрительно повел бровями.
– Что ж, – сказал он громко, – идите и сбросьте их в море. Но не знаю, пройдете ли вы туда, – палуба покрылась льдом, ветер так силен, что сметет вас самих за борт… А потом – не забудьте взять мечи, головорезы будут защищаться!
Никто не тронулся с места. Каждому стало не по себе при мысли оказаться сначала на палубе, рядом с взбесившейся бездной, а потом столкнуться с глазу на глаз с воинственными варварами.