Когда монахам Симонова монастыря приглянулся своей пустынностью берег Медвежьего озера, что в двадцати верстах от Московского кремля, Дмитрий Иванович охотно променял этот находившийся на Болвановской дороге со стороны татарского прихода участок земли с бортями, лесом, с болотами, перевесами и с деревнями чернецу Савве на всячину в Переяславском уезде. За один год монахи возвели здесь церковь Преображения Спаса, обнесли монастырь дубовым частоколом, утыканным сверху железными пиками. Вспомнив об этом своем обмене, Дмитрий Иванович подумал, что именно в этой новой обители могут встречаться преподобный Сергий и Федор Симоновский, и очень вовремя вспомнил — ехавшие во главе процессии всадники еще не свернули на Симонов монастырь.
Дмитрий Иванович на своем Сером и Василий на Голубе обошли обочиной повозки, верховых слуг и сокольничих, поравнялись с Боброком и Вельяминовым.
— Чую, Киприановы приспешники в новых кельях кости мои перемывают, — сказал великий князь вроде бы с насмешкой, но кто хорошо знал его, мог почувствовать в голосе и скрытую тревогу.
Ворота монастыря были замкнуты. Один из чернецов, приглядевшись сквозь тайное оконце и признав Дмитрия Ивановича, торопливо развел высокие кованые створы, так что вся свита заехала, почти не сдерживая коней.
Из открытой двери Спасо-Преображенской церкви доносилось пение:
— Да исполнятся уста наши хваления Твоего, Господи, яко да поем славу Твою… аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!
Был конец службы. На паперти появился первым игумен Сергий, за ним тянулись смиренно иеромонахи и дьяконы. Сергию только что исполнилось шестьдесят, был он умом свеж, взглядом тверд, в речах внятен. В светло-голубых глазах его под седыми кустиками бровей вспыхнула радость при виде Дмитрия Ивановича — он словно бы ждал его. Да так оно и было. Старец сказал, принимая повод у спешившегося великого князя:
— Государь светлый, а я к тебе на Москву хотел идти. Нужда есть великая.
Вошли в трапезную. Монахи уже сотворили молитву и сейчас, подбирая рясы, торопливо вылезали из-за столов.
— Красным гостям — красное место! — Игумен Сергий был непривычно радушным, видно, действительно великую нужду имел к князю. Служки проворно принесли кувшины с водой и глиняные тазы для умывания, на столах стали появляться деревянные ставцы с хлебом, а на серебряных блюдах яства такие, каких простой братии не подавалось, — рябчики в сметане, жареная баранина. В глиняных расписных братинах да деревянных утицах-ковшах — медок монастырский, не зело хмельной, с укропчиком.
— Господи, благослови, помолимся, — возглашал старший трапезарь, а молодой священник, испуганно переводя взгляд с великого князя и игумена на иконы, не старательно, торопясь, пропел:
— Христе Боже, молитвами отец наших благослови брашно и питие наше ныне и присно-о…
Кутник расставлял на столе пузатые дымящиеся горшки, двуухие чаши, братины и ендовы, игумен осенил все яства и пития крестным знамением. Послышался дружный стук серебряных и деревянных ложек.
Трапеза была недолгой. Дмитрий Иванович нетерпеливо взглядывал на Сергия, пытаясь угадать, что за нужда у того великая. Игумен воздел очи горе, сотворил над столом крест:
— Христе Боже наш, исполни избытки раб своих, а нас помилуй, яко Свят еси, и ныне, и присно-о…
— Аминь! — разноголосо разнеслось по трапезной.
— Под всем благодарим Отца и Сына и Святаго Духа и ныне, и присно-о…
— Аминь!
Наконец игумен Сергий торжественно сообщил:
— Митрополит всея Руси Киприан в защиту священных и божественных правил блаженных отцев наших послание шлет.
Гостей провели в отдельные покои. В правом переднем углу возле божницы был приделан деревянный шкаф. Открыв дверцу, Сергий выложил на стол свечи, книги, ручную кадильницу, два своих служебника — кожаный и берестяной, наконец, добрался до пергаментного свитка.
— Тебе ли одному, отче, шлет или братии вашей всей? — спросил Дмитрий Иванович, стараясь сохранять спокойствие.