Теперь от реки поднимался туман, как это было раньше, когда Таоте переправлялся через нее. Уильям не мог не думать о тумане иначе, как о завесе между этим миром и следующим, или, если сказать точнее, как о воротах, ведущих из Ада и в Ад.
Пьеро заговорил снова: - Думаешь, теперь они нас повесят?
- Лучше быть повешенным, чем съеденным заживо, - сказал Уильям, криво улыбаясь.
Он взглянул на своего друга, но потом понял, что Пьеро смотрит не на него, а на что-то позади него. Уильям медленно повернулся, чтобы увидеть, что синяя командующая Корпуса Журавлей, большой, черный командир воинов-Медведей, маленький щеголеватый советник и огромная группы оборванные солдаты заляпанных зеленой кровью неподвижно стояли рядом, враждебно глядя на них.
Понимая, что он все еще держит в руках лук, Уильям бросил его на землю и поднял руки.
По-прежнему никто не двигался. Уильям обвел взглядом множество измученных, уставившихся на него лиц, пытаясь найти хоть какую-то искру эмоций, будь то дружелюбие или враждебность. Рядом с ним, раскачиваясь из стороны в сторону, на корточках сидел Пьеро, тяжелые веки которого были опущены. Несмотря на затруднительное положение, в котором все они находились, испанец выглядел пьяным от усталости.
Чувствуя желание нарушить молчание, Уильям кивнул в сторону кипящей реки и далекой Нефритовой горы: - Они вернутся?
Его голос прозвучал устрашающе громко на теперь безмолвном поле боя. Ответила командующая корпуса Журавлей в синей броне: - Да.
Уильям пристально посмотрел на нее: - Скоро?
Она кивнула.
Пьеро очнулся от полубессознательного состояния, хотя слова его все еще звучали невнятно: - Таоте. Что это значит?
На этот раз ответил маленький советник: - В переводе на ваш язык это Звери Жадности.
Большой бородатый командующий в черных медвежьих доспехах что-то пробормотал командующей Журавлей, которая кивнула.
- Генерал Шао сказал, что теперь он вам верит и что вы хорошо сражались. Вы заслужили его благодарность.
Уильям ответил на комплимент Генерала благодарным кивком: - Ваша армия тоже сражалась неплохо, - сказал он.
Глядя на молодого воина-Медведя в черных доспехах, который застыл в страхе во время битвы, прежде чем прийти в себя, чтобы спасти жизнь Уильяма, Пьеро пробормотал: - Но я предполагаю, что некоторые никогда еще не сражались в настоящем бою
- Один раз в жизни, - сказал маленький советник.
Уильям вопросительно посмотрел на него.
- Некоторые вообще никогда не сражались, - уточнил советник. – Таоте появляется только раз в шестьдесят лет.
Уильям удивленно моргнул и уже собирался задать вопрос, когда молодой воин в черных доспехах вскрикнул и подбежал к ним. Уильям гадал, что происходит, не нападают ли на него снова, но потом увидел, что Пьеро, сидевший рядом с ним на корточках, заваливается вперед: полное изнеможение наконец взяло верх. Прежде чем Пьеро успел упасть лицом на каменный пол, молодой солдат поймал его и с удивительной деликатностью опустил на землю.
Пьеро что-то бормотал по-испански: - Que… estoy ... bien ... estoy ...
Генерал Шао рявкнул приказ, затем повернулся и зашагал прочь.
Командующая Журавлей посмотрела на Уильяма своими темными глазами, выражение ее лица стало мягче: - Генерал приказал мне отвести вас в казармы, - сказала она. - Найти вам комнату, в которой вы со своим другом сможете отдохнуть.
7.
Советник Ван спешил по шумным внутренним коридорам крепости за Великой Стеной, его мысли гудели. Он шел, лавируя между телами раненых и измученных; между солдатами в помятых доспехах и с затравленным выражением лиц; между теми, кто сидел у стены или стонал в агонии, или мертвыми неподвижно лежавшими на носилках, их ужасные раны были скрыты под тонкими белыми простынями.
Последствия битвы были ужасны, и забота о мертвых и раненых была гигантской задачей. Но как бы бессердечно это ни звучало, тем, кто еще достаточно силен, чтобы сражаться, придется быстро сплотиться. Им придется прибегнуть к каждой унции своей подготовки и дисциплины, чтобы прийти в себя, мобилизоваться и сосредоточиться на поставленной задаче. Таоте снова нападут, и сделают это скорее раньше, чем позже; об этом не могло быть и речи. Мужчинам и женщинам, которые жили в крепости и сражались на Стене, разрешат оплакивать своих павших друзей и родственников - но только после того, как угроза Таоте не будет отражена, или не уничтожена, в течение следующих шестидесяти лет.
Оставив позади себя хаос схватки, Ван шел теперь по более тихим коридорам, настолько тихим, что атмосфера здесь была сродни монастырю или какому-то институту обучения и созерцания. Он приближался к Залу Знаний, когда из-за колонны в коридоре впереди вышел молодой человек в зеленой мантии, его гладкие черные волосы были собраны в пучок, а на длинном лице застыло что-то среднее между застенчивостью и угрюмостью.
Хотя молодой человек старался выглядеть беспечным, даже высокомерным, Вану было ясно, что он, без сомнения, прятался здесь во время всей битвы, скорчившись и дрожа, как трусливая дворняжка. Однако Ван предпочел не обращать внимания на трусость молодого человека. Не было никакой пользы в конфронтации с имперским офицером информации и связи.
- Ах, Шен, - сказал он, как будто только об этом человеке он и думал по дороге сюда, - я хочу, чтобы вы кое-что нашли для меня. Девять веков назад, кажется, это был Год лошади, я помню, были записи о происшествии в Юго-Западной башне на третий день осады. Не могли бы вы найти их для меня?
Сначала Шен посмотрел на него так, словно собирался отказаться, а потом резко кивнул.
- Спасибо, - сказал Ван. - Да, Шен?
- Слушаю вас.
Ван великодушно улыбнулся: - Успокойтесь. Все хорошо.
* * *
Комната была спартанской. В ней стояли стол и два соломенных тюфяка с фонарем на каменном полу между ними. Пэн Юн и еще один солдат подвели Пьеро к одному из матрасов и осторожно положили на него. Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Пэн Юн увидел человека, который называл себя Уильямом, стоящим перед одним из многочисленных длинных зеркал, прислоненных к стене коридора. Эти были запасные зеркала, которыми можно будет заменить поврежденные на Стене, что и нужно будет сделать уже сегодня.
Пэн Юн с любопытством посмотрел на Уильяма. Мужчина смотрел на свое отражение с открытым ртом и ошеломленным выражением лица. Внезапно он заметил, что Пэн Юн и другой солдат наблюдают за ним, и ошеломленно повернулся к ним.
Он выглядел расстроенным, почти смущенным. Заговорил он тихим, дрожащим голосом. Хотя Пэн Юн не понял, что тот сказал, но смог догадаться. Это было видно по выражению лица человека, и по тону его голоса.
Ясно было одно, что, приехав из первобытной страны, он никогда раньше не смотрел на себя, никогда не видел, как он выглядит, и устыдился своей внешности. Пэн Юн не удивился. Хотя иностранец, несомненно, был храбрым, но выглядел он как зверь - весь в крови и грязи, как новой, так и старой, его одежда представляла собой лоскутное одеяло из отвратительных лохмотьев, а волосы и борода были спутаны и грязны. Его лицо, обветренное от жары и холода, было покрыто коростами грязи, глаза налиты кровью, а губы были сухими и потрескавшимися.
От него неприятно пахло. И пахло очень плохо не только из-за свежей человеческой крови, а из за крови Таоте, которая запятнала его кожу и одежду.
Тем не менее, Пэн Юн, став свидетелем мужества этого человека и его товарища на поле боя, проникся к ним большим уважением.