А Гунчинхорло почти все время проводила за шитьем. Нитки и бисер ей исправно доставляли служанки, а все расходы записывались и докладывались нойону. Как-то раз девушка обратилась к нойону с просьбой — нельзя ли послать что-нибудь в подарок отцу. Может, нойон позволит взять что-нибудь из поношенных, ненужных ему вещей?
— Выбери сама, дочка, — разрешил нойон.
Служанки быстро собрали посылку: немного леденцов и сахару, деревянный чубук для трубки. Но оказалось, что послать все это не с кем. Так и остался подарок неотправленным. Впрочем, гостинцы эти не очень-то нравились ей самой, но Гунчинхорло не посмела сказать об этом вслух. Однажды в записи расходов, которую ему представили слуги, нойон прочел: «Пять ланов серебра на подарок отцу». Его возмутило такое расточительство.
— Оно конечно, — заметил казначей. — Вот если бы нойон сам изволил сделать подарок, тогда другое дело...
Перед отъездом из столицы Га-гун спросил у Гунчинхорло:
— Что ты подарила отцу, когда он посетил тебя?
— Да он и не приезжал вовсе, — ответила та. — И послать ему подарок я не сумела. До сих пор у меня хранятся те сладости да чубук.
— Вот как? Ну и хорошо.
«Ничего в жизни не смыслит девчонка, — подумал нойон. — Однако это, пожалуй, к лучшему».
Однажды Га-нойон, отправляясь в хошунное управление, взял с собой Максаржава. С начала среднего зимнего месяца и до середины весеннего месяца Цаган-сара [Цаган-сара — первый месяц года по лунному календарю, его начало приходится обычно на первое новолуние февраля.] люди, по обычаю, одевались в праздничные зимние одежды. На шапке нойона красовались жинс из красного коралла и павлинье перо с одним глазком, у основания жинса — золотой дракон и пять жемчужин. Поверх дэли нойон надел атласный хантаз с золотыми драконами, вышитыми на груди и на спине. Кроме драконов, хантаз украшали шитый золотом соёмбо[Соёмбо — орнаментальная эмблема, символ государственной независимости.] и затейливая вышивка, изображающая пейзажи и цветы. Парадный дэли нойона, подбитый рысьим мехом, был из парчи, также расшитой драконами. На заднюю луку седла бросили соболью доху, чтобы нойон мог закутать ноги.
Двинулись из дому в сопровождении двух слуг и взяли с собой дойную кобылицу. Слуги следовали за нойоном, ведя в поводу запасную лошадь. Максаржав ехал между ними. Иногда он нагонял Га-гуна и ехал с ним рядом, стремя в стремя. Взяв мальчика с собой, нойон намеревался познакомить его с делами хошунного управления.
Хошунное управление размещалось в нескольких юртах, тут же была большая юрта для самого нойона, затем юрта рассыльного и юрты для приезжих. А поодаль виднелись скромные юрты простых аратов, меж которых стаями носились собаки, то и дело затевая свары. На юго-восточной окраине этого поселка виднелась так называемая «черная юрта» — бревенчатая избушка, служившая тюрьмой; возле нее расхаживал стражник с берданкой на плече.
— Чего этот человек расхаживает там с ружьем? — спросил Максаржав.
Один из слуг ответил:
— В этом доме содержатся преступники, и входить в него запрещено.
Когда нойон подъехал к канцелярии хошунного управления, писцы и чиновники почтительно встретили его, помогли слезть с коня. Один из слуг принял коня нойона и отвел его к коновязи. Своего скакуна Максаржав привязал сам, а когда вернулся к канцелярии, один из чиновников со словами: «Добро пожаловать!» — распахнул перед мальчиком дверь.
Поздоровавшись с чиновниками, Га-нойон обратился к старику писцу:
— Дай этому парнишке переписать что-нибудь. Да покажи ему, как надо писать по форме. Пусть он до моего отъезда побудет у тебя.
— Слушаюсь. — Старик согнулся в поклоне.
Га-нойон прошел в хоймор, сел в кресло с удобными подлокотниками и занялся разбором дел. По обе стороны от него уселись чиновники, писцы и слуги. Просители пли свидетели, входившие в юрту по вызову, становились у самой двери на колени, почтительно сложив ладони перед грудью. После разбирательства виновных наказывали в соседней юрте и отправляли в «черную юрту». Максаржав пугался и вздрагивал, когда нойон начинал вдруг кричать, но тот, видимо, считал, что так положено вести себя с преступниками. Сидевший справа от нойона чиновник докладывал:
— Мы арестовали и держали до вашего приезда, нойон, нескольких отъявленных неплательщиков. Они хитрят и изворачиваются. Каждый год просят освободить их от податей.
— Пусть один из этих людей войдет, — приказал нойон.
В юрту вошел старик, которого Максаржав хорошо знал. Это был Сурь — один из самых бедных в округе аратов. Всего-то и было у него «богатства» — десяток овец и коз. Максаржав вспомнил, что в прошлом году у него пало несколько коз и что мать посылала семье старика еду, когда они кочевали поблизости.