Когда чиновник и писарь прибыли в лагерь, Максаржав поручил им сообщить жителям города о том, что отряд белогвардейцев уничтожен, а кроме того, приказал разослать по всем уртонам распоряжение поймать Ванданова, где бы его ни встретили, и доставить в лагерь.
Отослав чиновника и писаря в город, Максаржав собрал командиров и приказал: войскам быть в боевой готовности, так как белогвардейцы, очевидно, подтянут в ближайшее время свежие силы.
Теперь, после разгрома отряда белогвардейцев, цирики были хорошо вооружены, и это придавало им уверенности.
— Приведите сюда Лам-Авара! — распорядился Максаржав.
Его привели связанного.
— Очень злой и жестокий ты человек, Лам-Авар. Сколько загубленных жизней на твоей совести! Ну, что ты думаешь о последних событиях?
— Думаю, что ты, Хатан-Батор Максаржав, предал властителя богдо и действуешь заодно со смутьянами из Народной партии!
— Ах, это я предатель? А ты забыл, сколько вы погубили людей, сколько семей разорили, сколько награбили чужого добра? Ты помнишь, как вы подстерегли и убили Цултэм-бээса? Увести его и казнить! — приказал Максаржав.
— Я не прошу у вас пощады! Хоть вы и одолели нас, по войска белого царя и японцев уничтожат вас всех! — крикнул Лам-Авар.
— Нет, это твое желание никогда не исполнится. Наши же мечты претворятся в жизнь. Мы добьемся изгнания всех до единого врагов нашей земли. Мы отдадим все свои силы делу Народной партии и построим наше независимое государство!
— Изменник! — прошипел Лам-Авар.
— Я никогда не был изменником. Это ты перешел на сторону бандита барона Унгерна, предал свою родину и потому будешь казнен. Увести его! — приказал Максаржав, и цирики увели Лам-Авара.
— Остался ли в живых Гэдгэр-Цултэм?
— Да. Он лежит вон там.
— Приведите его!
При виде Гэдгэр-Цултэма, который выдал белогвардейцам улясутайского министра, Максаржава охватил гнев.
— Ты участвовал в убийстве Цултэм-бээса? — спросил он, когда цирики ввели пленного и усадили возле двери.
— Да, участвовал. Ванданов пригрозил, что убьет меня, если я не укажу, где находится министр, если же я сделаю это, он обещал мне награду.
— Почему ты прежде не признавал своей вины? Участвовал ли ты в истреблении братьев-монголов?
— Участвовал. Я темный человек, жанжин мой, живой бур-хан, пощадите меня!
— Какой я тебе бурхан? А если бурхан, то, значит, мне на роду написано карать зло! Немедленно казнить его! — приказал Максаржав. — А жене Цултэм-бээса передайте, что мы отомстили за смерть ее мужа, казнили предателя. Пошлите ей от меня подарок и хадак. Когда поедете к ней, возьмите с собой Жаргал, пусть сестры повидаются. Да узнайте, жив ли Дава, который намеревался расправиться с нами во время молебна. Приказываю казнить его на глазах Ванданова, когда его поймают и привезут сюда!
Вошел командир полка Даржав.
— Надо бы послать людей в табун белогвардейцев.
— Разумеется. Хорошо, что ты вспомнил об этом. Немедленно отправь туда вооруженных цириков.
Ночью Максаржав несколько раз обошел караулы.
Утром следующего дня цирики встали спозаранку, они шумели и смеялись, радовались победе.
— Моя старенькая конопляная веревка разорвалась, и этот черт чуть не подмял меня, — смеясь, рассказывал один из цириков. — А из какого хошуна этот коротышка, который бросился на огромного русского детину, пролез у него между ног и свалил его?
— Да, друзья, — говорил другой боец, — не беда, что повреждена рука или нога, — главное, что мы уничтожили неприятеля. Это заслуга нашего командующего!
— Теперь, пожалуй, нас отпустят по домам.
— Что ты, еще не время. Вот закончим разгром белогвардейцев, тогда и по домам поедем.
— Эх, хотел бы я повидать моих славных ребятишек!
Ядамсурэн, слыша эти разговоры, задумчиво произнес:
— Человек никогда не скажет: «Хочу воевать!» Он о другом мечтает: «Хорошо бы, проснувшись утром, услышать, как звенят детские голоса, как блеют ягнята и козлята, как ржут кони, хорошо бы, поднявшись с постели, вдохнуть аромат горячего, душистого чая...»
— Верно, — подхватил Далха. — А на войне приходится больше думать о своих товарищах, чем о доме и семье.
В Шурайском уртоне жил старик уртонщик с сыном. Услышав, что Ванданов сбежал и, возможно, поедет по этой дороге, старик отправил сына к соседям — предупредить их. Вскоре на уртон приехали Жамбалжав, Дэндэв и Жамба, а с ними еще несколько жителей окрестных аилов. Вскоре подоспел и Дамба, цирик Хатан-Батора.
— Как бы нам изловчиться и поймать его? Если он пожалует сюда, отец, — обратился к уртонщику Дамба, — вы почтительно приветствуйте его и пригласите в юрту передохнуть с дороги.