— Да, не раз попадал я в такие переплеты, что, казалось,, был на волосок от смерти. Видно, милостив ко мне гений-хранитель. Были моменты, когда меня охватывал страх. Но боялся я не за свою жизнь, я боялся, как бы воины мои не повернули вспять, не отступили перед врагом. Приходилось собирать всю свою волю, чтобы вести их вперед, на врага.
— О боже! Хотелось бы мне, чтобы вам никогда не пришлось больше рисковать жизнью.
— А как поживает наш Бого? — спросил Максаржав.
— Он нашел свою Гунчинхорло. Значит, суждено им было встретиться.
— Суждено? Нет, тут судьба ни при чем. Просто они любили друг друга...
— Такие, как они, на свете встречаются редко. Я нм дала юрту и кое-какую домашнюю утварь, выделила несколько голов скота, как вы велели. Сейчас они, наверное, едут сюда, я думаю, захотят поселиться поблизости от нас. Столько пришлось пережить бедной Гунчинхорло, что и не перескажешь...
Вошел Сандуйсурэн.
— Ну, сын мой, все ли благополучно в хошуне и у тебя на службе?
— Все в порядке! — коротко ответил тот и потянулся было за трубкой, намереваясь вытащить ее из-за голенища, но раздумал — постеснялся курить в присутствии отца.
— Давно вы приехали сюда? — спросил Максаржав.
— Перед Новым годом, — ответила Цэвэгмид. — Сандуй нас встретил. А что же мы не дали гостям отведать крестцового мяса? — всполошилась она.
— Совсем забыл. Завтра угощу всех. — Максаржав, склонившись, стал отрезать от вареного крестца кусочки мяса.
— А кто это трогал мясо? — строго спросила его мать.
— Да я. Взял немного, — сказал Сандуйсурэн.
— Вот вам на счастье. — Максаржав подал жене и сыну по кусочку мяса и сам тоже отведал.
— Вам велели передать, отец, чтобы вы расквартировали цириков в Хужирбулане, там все уже для них приготовлено, еда и обмундирование.
— Вот и отлично. Им надо хорошенько отдохнуть.
— Вы завтра поедете в министерство? Когда подать копя? — спросил Сандуйсурэн.
— Часов в одиннадцать.
— А на прием к богдо пойдете? Приготовить хадак? — забеспокоилась Цэвэгмид.
— Да нет...
Максаржав задумался.
— Ну, я пошел, отец! — сказал Сандуйсурэн.
— Куда же ты?
— Да мы в нашей юрте веселимся.
— А, ну иди, иди!
Снимая нагар с фитиля, Цэвэгмид сказала:
— Слышала я разговоры, будто Максаржав не пользуется расположением властителя богдо. Трудно вам будет. — И она принялась молиться.
В памяти Максаржава сразу всплыло былое: как он решил уничтожить вандановцев, как сражался с белогвардейцами, воспротивившись приказу богдо, как помог заполучить печать богдо на письмо, в котором правительство Монголии просило помощи у Советской России. «Теперь-то уж наверняка пришел конец моему везению и удаче», — подумал он, нахмурившись.
— Ну, пора ложиться спать, Цэвэгмид, иди проведай детей.
— Вот постелю тебе постель и схожу.
Она сняла с кровати, стоявшей справа, ковровую дорожку, затем постелила голубую полотняную простыню и вынула из сундука зеленое шелковое одеяло Максаржава. Положив перед кроватью коврик, она вышла. Максаржав сидел, разомлев от жары. К тому же согревал его еще и выпитый арак.
Четверо мужчин внесли в юрту большой чан с подогретой водой и, поставив его на пол, вышли. Сидя в теплой воде, Максаржав ощутил блаженное успокоение. Он не торопясь вымылся, надел белье, приготовленное женой, и улегся в кровать.
Вошли Сандуйсурэн и Далха, чтобы вынести воду. Скоро вернулась и Цэвэгмид.
— Ты улегся, не помыв голову?
— Тебя не было, вот я и лег. Помой, пожалуйста, утром.
Цэвэгмид поправила огонек в лампаде перед бурханами, задернула перед ними занавеску и погасила свечу. Юрту наполнило едва заметное тусклое сияние. Цэвэгмид разобрала кровать, стоявшую слева, разделась и собралась лечь.
— Цэвэгмид, где ты? Иди сюда! — позвал муж. Чувствовалось, что он улыбается в темноте.
— Уехала за солью.
— В то время как муж приехал? Иди сюда! У меня кровать широкая. — Он отодвинулся к стенке.
Цэвэгмид, накинув на себя дэли, обошла таган и, приблизившись к кровати Максаржава, села на краешек. Муж взял ее за руку.
— Я очень тосковал по тебе, женушка, — сказал он.
Цэвэгмид хотела сказать: «Я тоже очень скучала», но не смогла — к горлу подкатил ком. «Покидает нас, уезжает на годы, дети без него стали взрослыми. А он все в делах да в сражениях...» Она вспомнила, как оскорблял ее, пользуясь отсутствием мужа, Очир-бээс, как не могла она дождаться Максаржава, и слезы полились из ее глаз. Она легла рядом с мужем, продолжая тихо плакать.