Естественно, что только что нами сказанное относительно конституции «макрокосма», так же точно применимо и к тому, что относится к духу и душе в «микрокосме». Только тело никогда не может рассматриваться как «принцип», потому что, будучи завершением и последним пределом проявления (разумеется, для того, чем является наш мир или наше состояние существования), оно есть только «произведение», но никогда ни в каком отношении не «производитель». Этим своим свойством тело выражает настолько полно, насколько это только возможно в проявленном порядке, субстанциальную пассивность. Но в то же время оно тем самым отличается от самой Субстанции, которая как «материальный» принцип участвует в производстве проявления. В этом отношении троичность духа, души и тела конституирована, можно сказать, иначе, чем троичность, образованная двумя дополнительными и в определенном смысле симметричными терминами и производным, который занимает промежуточное положение между ними. В этом случае (и само собою разумеется, в случае Трибхуваны , которой он точно соответствует) два первых термина располагаются по одну сторону в отношении к третьему, и даже если он может рассматриваться как их продукт, они в этом производстве не играют уже симметричную роль: свой непосредственный принцип тело имеет в душе, а от духа оно происходит только опосредовано через посредство души. Только когда существо рассматривают как полностью конституированное, следовательно, со «статической» точки зрения, как мы ее назвали, и видя в духе его «сущностный» аспект, а в теле его «субстанциальный» аспект, можно найти в этом отношении симметрию, но не между двумя первыми терминами троичности, а между первым и последним; тогда душа в том же самом отношении есть посредник между духом и телом (что подтверждается ее значением «медиатора», о котором мы упоминали раньше), но как второй термин, она не перестает с необходимостью предшествовать третьему [175], и, следовательно, она никак не может рассматриваться как производная или равнодействующая двух крайних терминов.
Может быть поставлен еще один вопрос: как получался, что несмотря на отсутствие симметрии между ним и, о чем мы только что сказали, дух и душа, тем не менее, нередко принимаются как в определенном роде дополнительные, дух в таком случае рассматривается как мужской принцип, а душа как женский принцип? Дело в том, что дух в проявления ближе всего к сущностному полюсу, а душа находится по отношению к нему ближе к субстанциальному полюсу; таким образом, по отношению друг к другу, они есть дух — ян , а душа — инь . Вот почему они соответственно символизируются Солнцем и Луной, что еще полней подтверждается тем, что дух есть свет, непосредственно эманирующий из Принципа, тогда как душа представляет собой только отражение этого света. Более того, «опосредующий мир», который можно также назвать «одушевленным» («animique »), собственно, является средой, где вырабатываются формы, что ведь образует «субстанциальную» или «материальную» роль. И эта «выработка» осуществляется под действием или, скорее, под влиянием духа, что является в этом отношения «сущностною» или «отцовскою» ролью. Впрочем, понятно, что для духа речь идет при этом о «действии присутствия», подражающем «не-действующей» деятельности Неба [176].
Добавим несколько слов по поводу главных символов Anima Mundi : одним из самых привычных является змея по причине того, что «одушевленный» мир является собственно областью космических сил, которые сами по себе принадлежат к тонкому порядку, хотя они и действуют в телесном мире; это естественно связано с тем, что мы выше говорили о символизме двойной спирали и символизме кадуцея. Впрочем, двойственность аспектов, облекающая силу, хорошо соответствует опосредующему характеру этого «одушевленного» мира» который, который является собственно местом встречи небесных и земных влияний. С другой стороны, змея, как символ Anima Mundi , чаще всего представлена в круговой форме Уробороса (Ouraboros ); эта форма действительно подходит душевному принципу, поскольку он находится со стороны сущности по отношению к телесному миру. Разумеется, что он, напротив, находится на стороне субстанции по отношению к духовному миру, так что он может принимать атрибуты сущности или субстанции в соответствии с точкой зрения, с которой он рассматривается, что придает ему видимость двойственной природы. Эти два аспекта оказываются связанными довольно замечательным образом в другом символе Anima Mundi , который принадлежит герметизму средних веков (рис. 15):
здесь виден круг внутри «одушевленного» квадрата, то есть поставленного на один из своих углов, чтобы внушить идею движения, в то время как квадрат, поставленный на свое основание, напротив, выражает идею стабильности [177]. С точки зрения, которую мы ранее занимали, эту фигуру делает особенно интересным то, что ее элементы, круглая и квадратная формы, имеют соответствующие значения, в точности согласующиеся с теми значениями, которые они имеют в дальневосточной традиции [178].