При проведении подобных сравнений полезным было бы идентифицировать общеисторическую закономерность и логику деколонизации. На мой взгляд, процесс деколонизации проходит четыре основных стадии. Первая стадия – это вызов, брошенный империи. В этот формообразующий период деколонизации определенные члены колонизированных сообществ инициируют антиимперские политические движения, которые имеют возможность нарастить легитимность и авторитет в соответствующем регионе. Полезно, но не необходимо, если в метрополии будут развиваться движения, которые ставят под сомнение полезность или моральность имперского проекта[8]. Национализм исторически вносил большой вклад в определение легитимности и авторитета в метрополии и на периферии в современную эпоху, но опять-таки логической необходимости здесь нет. Полезно также, если у имперского государства снижается возможность физически контролировать или эффективно управлять подвластными ему территориями вследствие экономического кризиса, военного поражения или иного события.
Стадия вторая – это крах государственности. Здесь следует отметить, что деколонизация обязательно подразумевает крах государственности. Революционеры часто воображают, что могут просто захватить государственный аппарат, овладеть «командными высотами», повесить на кабинетах таблички со своими именами и выполнять бюрократические функции по собственному разумению. И всегда их ждет разочарование. Государство – это нечто намного большее, чем формальные должности и кабинеты в столичных зданиях. Это еще и разветвленная система сложившихся личных отношений, которые покоятся на власти и подчинении. Не менее важно и то, что государство определяется его способностью узаконить и контролировать насильственные действия. В результате независимость требует разрушения комплекса сложившихся личных отношений и привычной системы полномочий и подчинения и делегимитизацию и утрату контроля над насилием прежде, чем может быть выстроено новое «государство». Необязательно существует причинно-следственная связь между вызовом, брошенным империи, и крахом государственности. Как мы увидим далее в этой книге, крах необязательно порождается антиимперскими революциями и их подвижниками. Имперские государства способны к саморазрушению, осознанному или нет.
Результат краха государственности если и не неизбежен, то, по крайней мере, предсказуем. С крахом сложившихся механизмов легитимизации насилия сфера «силового предпринимательства» значительно расширяется[9]. Те, кто жаждет власти, богатства или удовольствий, способны создавать или использовать силовые организации в период открытой силовой конкуренции, которая сопровождает процесс падения старого государства и попыток строительства нового. Эти силовые структуры могут представлять собой формальные военные формирования, но столь же часто это бывают неофициальные военизированные группировки и даже банды (этот термин лучше определяет их природу). Возникновение конкурирующих «силовых предпринимателей», в свою очередь, глубоко затрагивает экономику, поскольку насилие в экономике – тайное, легитимизированное и вошедшее в обычай в успешных государствах – начинает играть гораздо более значимую роль, смещая экономический баланс от тех, кто умеет управлять капиталом, заниматься коммерцией или мирно трудиться, в сторону тех, кто искушен в силовых действиях. Этот сдвиг к непродуктивному отбору и деформации существующей экономической системы не способствует общему процветанию. В то же время подъем класса силовых предпринимателей трансформирует общественные отношения. Страх и незащищенность заставляют многих граждан уходить из публичного пространства и прекращать социальные взаимодействия. Многие покидают родные места, где становится практически невозможно и слишком опасно вести привычный образ жизни.
9
Я позаимствовал этот термин у В. Волкова. См. его вдумчивую и наводящую на размышления книгу о силовых действиях в российской экономике в 1990-е годы [Волков 2012].