Штабы вообще не любят делить славы с непосредственными участниками боев. Ну вот, если неудача, то, конечно, в том виноваты войска и их начальники. Ну, а если победа, успех - это, прежде всего заслуга мыслителей и изобретателей стратегических и тактических планов и предположений. Так всегда было, есть и будет. Такова жизнь. И наша Ставка вообще не любила этих непосредственных собеседований Государя с войсками и их непосредственными начальниками. Мало ли, какой правды не выскажет офицер Государю на его прямой вопрос, глядя в его лучистые глаза. Язык не поворачивался сказать неправду.
А правда не всегда нравилась Ставке. Там Государю часто говорили, принимая во внимание, прежде всего, различные политические соображения.
Когда приехали на главный центральный холм, все невольно залюбовались дивной картиной, расстилавшейся кругом этого, командовавшего над всею местностью, холма. Все теснились к Государю, стараясь поймать каждое его слово. Толпа, окружавшая Государя, состояла более чем из ста человек. Один из чинов свиты Его Величества подошел ко мне и не без иронии заметил:
"Вы видите, - это называется организация поездки Его Величества, выполняемая генералом Янушкевичем. Вам это нравится?" - спросил он насмешливо и отошел.
Там, на холме, Государь снялся отдельно с Великим Князем, а затем и со всеми окружавшими его лицами.
Странное чувство охватило тогда большинство из бывших там лиц. Каждый как бы хотел отметить, что и он был на этом славном, отмеченном русскою победою, месте. Был под Перемышлем, видел одно из полей сражений великой галицийской битвы. И многие брали на память с холма камни, рвали траву и цветы. Командир Конвоя, Граббе, собрал целый букетик и вечером просил Государя переслать цветы Императрице.
Таково чарующее, притягивающее свойство "славы" и "подвига". А они неразрывно слились с нашей армией на полях и горах Галиции.
Подобное же чувство я переживал, находясь около Государя на турецкой границе, в Меджингерте и в отбитых гвардией окопах под Ивангородом. Это удивительное чувство можно определить только словами Карамзина: чувство "народной гордости". Гордости, которой невольно проникаешься, когда окинешь умственным взором, где и кого бил победоносно русский солдат.
Вернувшись с осмотра фортов, Государь позавтракал и на автомобиле же поехал во Львов. По пути, в деревнях, знали о проезде Государя и толпы народа выходили на дорогу и приветливо кланялись. По виду, это были русские люди. В 5 часов вернулись во Львов.
Перед обедом во дворец приехали Вел. Кн. Ксения и Ольга Александровны. После обеда выехали на вокзал. Казалось, весь Львов высыпал на улицу. Все население, по-видимому, радушно, тепло провожало Государя. Энтузиазм, стоявших шпалерами войск, не поддается описанию.
В 9 с половиной часов Государь покинул Львов и через три часа были уже в Бродах, где Государь перешел в свой поезд. Мы, слава Богу, у себя дома. Не прошло и полчаса, как оба императорских поезда погрузились в глубокий сон.
12-го числа было воскресенье. Поезда еще стояли в Бродах. Утро было хорошее. Издали доносился благовест деревенской церкви. Кое-кто пошел помолиться и посмотреть, как идет служба у униатов. Около 2-х часов, приняв от Великого Князя последний доклад, Государь распрощался с Главнокомандующим, горячо поблагодарив его за Галицию. Великому Князю была пожалована сабля, осыпанная бриллиантами с надписью: "За присоединение Червонной Руси".
Императорский поезд направился на Юг.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
12 апреля провели в пути. Императорский поезд останавливался на ст. Здолбуново, где стоял один из санитарных поездов, а на платформе были выстроены учащиеся с оркестром музыки и было много публики. Последнее было новшество, введенное, кажется, по инициативе ген. Джунковского. Публику стали допускать под ответственностью железнодорожной жандармской полиции. Государь обошел учащихся и затем много говорил с ранеными. К вечеру императорский поезд дошел до ст. Красикова и там заночевали, не доходя 40 верст до Проскурова.
Поздно вечером мы, несколько обычных спутников свитского поезда литера Б, собрались в нашей комфортабельно уютной гостиной, перешедшей в этот поезд из старого императорского - литера А.
В Бродах мы получили почту из Петрограда. Было много новостей. Устроились по удобным креслам. Дубенский, засунув руки за пояс блузы, ходил вразвалку по середине салона.
"Ну, вот вы, господа", начал он, глядя на нас с Сусловым, "набросились на меня там, в Перемышле, вечером на мосту, когда я вам стал говорить, что в Галицию не надо было ехать, а выходит-то по моему". И генерал стал рассказывать, что в Ставке получены кое-какие тревожные сведения. На галицийском фронте, против армии Радко-Дмитриева стали заметно группироваться немецкие части. Видимо, что-то там подготовляется нехорошее. Черный Данилов уже ходит, как туча, а Янушкевич нервничает.
"Ведь эта..., - генерал непочтительно выругался, "только и умеет, что нервничать. Не было бы худа". И генерал, видимо, со слов Брусилова и его окружения, стал рассказывать, что Иванов - человек узкий, нерешительный, бестолковый и очень самолюбивый, не понимает создающейся на фронте обстановки. Не понимает, что против 3-ей армии генерала Радко-Дмитриева идет накопление больших неприятельских сил и не усиливает Радко-Дмитриева, несмотря на все его просьбы.
Стали говорить о галицийском населении. Все сходились на том, что, если простой народ и напоминает малороссов, то города производят впечатление вполне ополяченных.
Все имели одну и ту же информацию, что во главе враждебной России агитации и пропаганды стояло католическое духовенство во главе с униатским митрополитом графом Шептицким. Последнего военным властям пришлось отправить в Киев.
Перешли на Петроградские новости. "Ну, Глинка, теперь Вы нам сообщите, что у Вас, там, в Петербурге, Григорий Богомерзкий делает", обратился, по обыкновению, ко мне Дубенский, именуя так Распутина. Все расхохотались. Я рассказал, что Распутин стал очень пить, чего до войны за ним не замечалось. Во-вторых, у одного знакомого, он очень сердился, что Государя уговорили ехать в Галицию, так как он считал, что эта поездка "безвременна", но что он молится и потому сойдет в поездке благополучно. Мой корреспондент подшучивал, конечно, насчет молитв старца, но относительно несвоевременности поездки писал серьёзно и прибавлял, что некоторые очень неодобрительно отзываются за это о Ставке.