И жизненный опыт Дубенского, его почтенные года, и долголетняя его журнальная и издательская работа, и знание военных кругов и Петрограда вообще - все это увеличивало ценность его суждений.
Дубенский был большой патриот и если иногда брюзжал по-стариковски и говорил не совсем ладные вещи (на то он журналист) все это искупалось его преданностью Царю и любовью к родине. Вот у кого девиз: "За Веру, Царя и Отечество" был не только красивыми словами, но и делом.
Мы расстались, крепко расцеловавшись, надеясь встретиться после его возвращения из Ставки.
**
*
Ко мне заехал один из сенаторов, бывший губернатор, с которым мы согласно работали в одном из городов при поездке Государя в 1913 году. Человек не глупый, опытный, ловкий. Он рассказал поразительные вещи о легкомыслии и о полном незнании своего дела Протопоповым. Он просил при случае сказать Дворцовому Коменданту, что он весь в полном распоряжении Его Величества и желал бы еще послужить активно. Сенатор не находил ничего угрожающего в настоящем положении и смотрел на будущее совершенно спокойно. Я обещал исполнить данное мне поручение {68} в точности. Признаться, такое желание получить пост Министра Внутренних Дел (я так понял мысль сенатора) в настоящий момент меня весьма удивило. И своими смелостью и оптимизмом, с которыми сенатор смотрел на всё происходящее. Неужели же, думалось мне, в Петрограде много таких сановников-оптимистов. Неужели правы именно они.
Но, заглянув в здание Департамента Общих Дел справиться о приеме у министра, я нашел, то же самое спокойствие. Оказалось, что приема мне еще не назначено. Что за странность, думалось, вызвали срочно, а приема нет. Ну что же, подождем. А кругом шла тихая, спокойная, по-видимому, работа.
**
*
В 7 часов вечера, в мундире при всех орденах и в ленте, я входил к Дворцовому Коменданту, в его казенную квартиру на Мойке. Генерал хлопотал, устанавливая что-то в большой белой комнате. Он любил белую окраску комнат с красными шелковыми занавесами. Целый полк всяческих сапог был выстроен около одной стены.
Как всегда самоуверенный, полный здоровья и энергии, генерал встретил меня более чем радушно и любезно, и попросту. Он только что приехал из Царского и собирался на обед к тестю, графу Фредериксу. Обменявшись личными фразами, разговорились о текущем моменте. Я излил всё накопившееся на душе, также откровенно, как привык говорить ему правду, когда был ему подчинен.
Наконец, я высказал удивление, что Государь уезжает в такой тревожный момент и передал все слухи, как все чего-то беспокоятся и ждут чего-то нехорошего. Делая свое дело, генерал слушал меня внимательно, иногда взглядывал на меня и, наконец, остановился и начал очень серьезным тоном: "Александр Иванович, Вы за вашу долголетнюю службу в охране Государя знаете, что Дворцовый Комендант живет информацией Министра Внутренних Дел.
Дворцовый Комендант политики не делает. Это не его дело. Моя обязанность охрана Государя. Хотите, я сейчас протелефонирую Протопопову и вы {69} сами услышите его мнение о текущем моменте. И не ожидая моего ответа, генерал взял быстро телефонную трубку, вызвал Протопопова и передал мне вторую трубку для слушания, начал разговор. Генерал спросил Протопопова о положении дел в столице и его мнение о возможности отъезда Государя в Ставку. Разговор происходил по дворцовому проводу. Протопопов отвечал весело. Он уверял, что в столице полный порядок и полное спокойствие, что никаких беспорядков или осложнений не предвидится. Что Его Величество может уезжать совершенно спокойно. Что уже если что и намечалось бы нехорошего, то, во всяком случае, он, Дворцовый Комендант, будет предупрежден об этом первым.
Протопопов, как говорится, рассыпался в телефон и видно было, что он очень заискивал в генерале, что меня не удивило.
Генерал слушал министра с улыбкой и, глядя на меня, поднимал иногда брови, как бы говоря - "Слышите, я вам говорил".
Условившись затем с Протопоповым где он подсядет в Императорский поезд, если Государю угодно будет принять его с докладом, генерал распрощался с Протопоповым. Трубка повешена. Вопрос исчерпан. Мы стали говорить о Ялте. В общих чертах я рассказал ему о своих предположениях, планах. Я передал акварели, дабы их показать Их Величествам. Широкий по размаху во всех делах, генерал отнесся очень сочувственно к моим проектам. Генерал сказал мне, что о причине вызова меня я узнаю от Его Величества. А о том, когда и где Государю будет угодно меня принять, генерал завтра утром спросит Его Величество и утром же протелефонирует мне.
Мы расстались. А на следующее утро генерал Воейков протелефонировал мне из Царского Села следующее. По его докладу Государю о моем приезде, Его Величество повелел, дабы я оставался в Петрограде до возвращения Государя из Ставки, после чего Государь и примет меня. Переданные мною генералу документы пересланы мне на квартиру.
{70}
**
*
После интересной беседы с Дворцовым Комендантом я отправился на обед к генералу П. И. Секретеву. В отдельном кабинете у Пивато собрались: лейб-хирург С. П. Федоров, его брат - Николай Петрович, сенатор Трегубов и С. П. Белецкий. С. П. Федоров уезжает завтра с Государем. Сенатор Трегубов назначался на какую-то политическую должность в Ставке. Белецкому что-то предстояло получить очень важное. Предприимчивый, молодой генерал, Петр Иванович, почему-то решил нас объединить за этим обедом.
Все, очевидно, знали в чём дело, кроме меня, провинциала. В начавшихся разговорах вскоре выяснилось, что Белецкий получит назначение на пост генерала Батюшина по заведыванию и контр-разведкою, и борьбой со спекуляцией, и еще с чем-то очень важным. Видно было, что Белецкий вновь забирал ход. Около Протопопова, с уходом Курлова, было пустое место. Конкуренция исчезла. На женской половине дворца фонды Белецкого стояли высоко. Его недолюбливали как человека, но верили в его деловитость и всезнание. Когда-то А. А. Вырубова была в восторге от него.