Какой прекрасной казалась теперь война тому, кто снова вернулся к кокаину! Он больше не чувствовал голода. К нему вернулось вдохновение. Он писал о небесных ордах, подземных демонах и красоте одетых в траур матерей, потерявших сыновей-героев. О девушке-девочке Кики он больше не вспоминал и не пытался ее разыскать. А между тем она теперь работала на другой фабрике — по ремонту солдатской обуви. Поношенные ботинки снимают с мертвых солдат. Маленькая Кики дезинфицирует их, размягчает маслом и обрабатывает молотком. Поначалу эта новая военная работа выглядит ничуть не лучше прежней. Кики все еще прозябает в страшной нищете. За пятьдесят сантимов в неделю она должна починить пятьдесят пар ботинок: сантим за одну пару. Кики одинока. Она мечтает о мужчинах, но даже представить себе не может, что сразу же после Великой войны станет самой известной моделью Монпарнаса и любовницей многих знаменитостей. Сейчас, в 1916 году, она еще ничья, а ей хочется принадлежать сильному мужчине. Может быть, тому худосочному поэту в летной форме, бежевых перчатках и кепи с красным верхом? Нет, она больше не помнит Жана Кокто.
Взяв в руки пару башмаков, она представляет себе, кто их носил. Делает вид, будто не слышала, что их сняли с ног мертвецов. Прежде чем приступить к работе, Кики надевает ботинки на свои ноги — и видит, всё видит. Кто в них ходил. Где он был. Как погиб. Она встает перед зеркалом, притрагивается к маленьким, похожим на малину соскам на своей пышной белой груди — и в отражении, далеко за спиной, видит своего любимого, может быть, одного из тех, от чьего имени до сих пор приходят художественные открытки Биро. Но вскоре она замечает, что это происходит лишь тогда, когда ботинки, еще не обработанные, стоят на ее столе, сохраняя запахи солдатских тел и следы прикосновений их бывших владельцев. После того как она начинает их мыть, размягчать, снова придавать им форму тяжелым молотком на деревянной колодке, ботинки теряют память о своих бывших владельцах и больше не могут рассказать ей ни одной истории. Поэтому она наслаждается ими, пока они еще не обработаны, но она не избалована жизнью и не может останавливаться, иначе потеряет свои пятьдесят сантимов и ей придется умирать с голоду.
Поэтому Кики выбирает ботинки своих любовников. Она предпочитает блондинов. Ее не привлекают идеалисты. Она не любит грубиянов. Ее типаж — те, кто будет заботиться о ней и ее потребностях. Поэтому она каждый день выбирает ботинки из только что доставленной партии и отставляет в сторону пары с самыми симпатичными историями. Она бьет по башмакам молотком, как злой полицейский, и смазывает растительным маслом, чтобы их размягчить, как добрый полицейский. К концу рабочего дня ей удается привести в порядок восемь-девять пар.
Те, что она не спешит обрабатывать, Кики держит в шкафчике для инструментов, как если бы какие-нибудь гномы забрали их из долины мертвых, и называет их: ботинки Жюля, ботинки Жана, ботинки Жозефа, ботинки Жакоба, ботинки Жо… Одновременно у девочки-девушки с круглой задницей может быть пять-шесть любовников. Некоторые могут находиться в ее шкафчике несколько дней, другие прибыли недавно. Она учит их совместному проживанию: Жо не смеет ревновать к Жаку, Жан не доложен интриговать против Жозефа. Все они оказались здесь только ради нее и, когда кто-нибудь ей надоест, она вернет его ботинки на рабочий стол и обработает, как все другие. Но пока они с ней, ботинки-любовники не могут принадлежать никому, кроме нее. Да и кто на них позарится? Обычные поношенные башмаки погибших солдат. Но для Кики они реальны: у них есть лица, руки, плечи, а когда они возбудятся, то и упругие члены. В конце рабочего дня она сбрасывает туфли и опускает свои белые босые ножки в ботинки. Затем ночью, в пустой мастерской, она раздевается догола и предается любви. На ней нет ничего, кроме ботинок. Кики садится на грязный пол голой задницей и начинает тяжело дышать, извивается, хватает себя за грудь с темными сосками, стонет и, раздвинув ноги, принимает в себя Жозефа, Жана или Жо и корчится на полу, словно эпилептик. Все просто вырывается из нее: она плачет, отрыгивает, пукает… Потом она возвращается в этот мир, встает вся в поту и гладит ботинки, будто это любовники, с которыми она была в постели на белоснежных простынях.
Словно на конвейере, прибывают новые партии обуви. По этим поступлениям она узнает, было ли на фронте затишье или начался штурм. Сто башмаков — это одно, а тысяча ботинок, снятых с ног убитых за день, — это совсем другое. Десять тысяч, прибывшие в последний день февраля 1916 года, поразили даже Кики, не склонную к волнению и удивлению. От ботинок исходил запах повальной быстрой смерти. Ни одна пара не вызвала в ней желания выделить и отложить ее в свой шкафчик, поэтому она начала бить молотком и смазывать маслом всю партию. Работала днем. Работала даже ночью. Откуда прибывают ботинки? Об этом она спросила только через неделю. Узнала, что их привозят с серо-голубого севера, где немцы атаковали слабые укрепления величественного города Вердена в надежде, что гордость заставит французов перебросить туда новые силы, обреченные на верную гибель. Никогда в одном месте, всего на пяти километрах фронта, не было убито столько солдат.
Рассказ об этой величайшей битве в истории Кики наверняка назвала бы «Рассказом про сто пар ботинок». Мы же можем назвать его «Рассказом о ста героях». И будет он вот каким: 21 февраля 1916 года, чуть позднее семи утра, после немецкой артподготовки, достойной восхищения, и стрельбы огнеметов, достойной отвращения, началась Верденская битва. Немецкая пехота поднялась в атаку и определила направление: форт Дуомон на расстоянии трех километров. Все атакующие были уверены, что исход этой битвы будет зависеть от храбрости, блестящей тактики и скорости передвижения вперед, но его определили мертвые.
Карл Фриц (человек с вытянутым лицом), рядовой Макс Гонхейм (молчаливый паромщик из города Л.), лейтенант Мариус Бурдхарт (механик на большой площадке парка развлечений), рядовой Теодор Энгельман (с усами в стиле императора Вильгельма), извозчик Антон Каспар Хезинг (в последний миг перед смертью видевший лошадей), ювелир Ингельтроп Ф. Рю (с золотой пылью под ногтями), рядовой Феликс Букхарт (сирота, не имеющий никакой родни), унтер-офицер Ганс Маузер (последний из лучших времен), рядовой Теодор Фал. Петер (забывчивый Петер), пьяница Йохан Грубер, Отто Герман (низкий морщинистый прусский лоб и мышиные глазки), Отто Брикс (шляпник, пришивший красную шелковую подкладку к фуражке), рядовой Фредерик Шведлер (с металлическими зубами) по прозвищу «Зигзаг», Освальд Отендорфер (портной с иголкой и черной ниткой в кармане), кружевных дел мастер Якоб Уль, медник Эдуард Шефер и еще 110 погибших немцев из 3-го, 7-го и 18-го армейских корпусов, убитых во время атаки на первом километре.
Рядовой Гастон Маришаль в очках с большими диоптриями, рядовой Леон Альфонс (мечтавший поехать на Капри), шоколатье Пьер Шассон, кондитер Пьер Рулье, лейтенант Марин Гийон (победитель в трех настоящих дуэлях), рядовой Анри Барбюс (отправился на фронт, чтобы не вскрылось, что он убил соседа), Луи-Огюст Фериа (заботливо ухаживающий за черными подкрашенными усами), Анри-Альфред Леконт (ни разу в жизни ни на кого не повысивший голос), Этьен Гастон (перед войной сфотографировавшийся в костюме в полоску с белой розой на лацкане), Мередит Косино (незначительный художник-кубист), Жан-Луи-Мари Энтерик (со взглядом самоубийцы), Пьер-Жан-Рамон Фор (по прозвищу «Буйвол»), портной, шьющий одеяла, Робер-Шарль Годо, Леон-Мари Флеминг (человек, у которого на лице постоянно был приклеен пластырь), косоглазый Леон-Анри Лакруа, Альфред Мульпе (за две недели до того сфотографировавшийся в парадной форме), Анри Брюн Ипполит (добряк с косыми глазами), лучший шорник Шампани Робер Бивиньи и вместе с ними еще 11 470 солдат 30-го французского корпуса, погибших на первом километре, защищая кусок топкой земли под Верденом.