Ему не терпелось приехать и обрести покой. Поезд наконец прибыл к небольшому деревянному вокзалу Чурилова, и актер со своим узлом с готовностью выпрыгнул на перрон. Поискал извозчика, но его не оказалось. Он спросил об автобусе, но ему сказали, что все автобусы реквизированы для нужд Совета Челябинской области. Он вздрогнул и сказал себе, что снова попал не в ту пьесу. В этой «неправильной пьесе» он провел три дня, ожидая следующего поезда. Пришлось ходить на рынок и продавать там вещи «из середины узла» за кусок жирного копченого сала, пахнувшего… плесенью. Наконец, грязный и голодный, он дождался своего поезда. Очередным прекрасным русским городом, куда он прибыл, была Медведка. Снова та же картина, даже худшая. Какой-то явно мертвый человек лежал рядом с платформой, и никому не пришло в голову его убрать, словно актер Юрьев оказался в одной из трагедий Шекспира. Очевидно, что на русской сцене ставились только трагедии, но премьер Александринки, бенефис которого в пьесе «Маскарад» состоялся неделей раньше, не собирался прекращать поиски. Он известный, опытный актер и имеет право выбирать репертуар.
Снова на поезд! Три дня и три ночи, три страшных дня и еще более страшных ночи, три туманных дня и три непроглядных ночи понадобились ему, чтобы перебраться из Челябинской в Ярославскую область. Там он мечтал найти еще один идеальный провинциальный русский городок — Лесную Поляну, но когда увидел, что и там революция и что нигде нет остекленевшего, как зеркало, снега, снова вытащил свой театральный пистолет, но пуля и в этот раз отказала ему. Неизвестно, где остановился актер в своем путешествии по России, но соседка Звороткина клялась, что он больше никогда не вернулся в свою удобную квартиру на Литейном проспекте.
И в доме доктора Честухина на Фонтанке снова царила суета. Собирали одежду в узлы: один будет нести доктор, один для тетки Маргариты, один для Настасьи и еще один, маленький, для Маруси. Честухины тоже слышали, как лучше всего собираться в дорогу, но вместо оружия доктор положил в свой узел самые необходимые медикаменты и инструменты. Все укоряли его за то, что он берет это с собой, но он настаивал: врач не отправляется в дорогу без своих инструментов. Ему уступили. Заторопились, почти сталкиваясь друг с другом, как в какой-то комедии, пытаясь что-нибудь добавить к уже отобранным вещам. В конце собрали семейный совет. Каждый перечислил то, что нужно взять с собой, и все не сводили глаз со стоящих на столе ценностей: посеребренного самовара, двух небольших икон, поддельного яйца Фаберже, двух больших гобеленов на буколистические сюжеты, двух Лизиных колец из золота пробы в двенадцать карат с небольшими рубинами, прекрасного янтаря с заточенной в нем пчелкой, подаренного Сергеем жене на новый 1915 год, Георгиевского креста, полученного Лизой на Восточном фронте, и двух любимых кукол Маруси. Сейчас семейный совет должен был решить, что они возьмут с собой. Инструменты доктора на этот раз не были выставлены на домашний аукцион.
Уже подошли к дверям и, подобно всем беглецам, задали себе вопрос, надо ли их запирать, но тут доктор Честухин хлопнул себя по лбу, словно что-то забыл. Остановился и сказал: «На этот раз мы никуда не едем». Никто не возражал. Казалось, всем стало легче. До вечера они распаковали все вещи, а ценности хорошо припрятали в дымоходы и под расшатанные пороги.
Честухины, может быть, и могли отказаться от поездки, но Романовы не могли. Одних караульных сменили другие, гораздо более жестокие и необразованные. Кто-то мимоходом сообщил им, что произошла новая, большевистская революция. И тогда царская семья отправилась в дорогу. Из Петрограда выехали все члены семьи, царский врач Боткин, одна служанка и один матрос, не желавший расставаться с цесаревичем. Вначале они ехали в каком-то бронированном автобусе, переоборудованном для целей революции. Первое путешествие длилось недолго. Их отвезли в пригород Петрограда. Разрешили взять с собой самое необходимое: иконы, часть фамильных украшений, серебряный чайник, небольшую бирюзовую птичку из мастерской Фаберже, по одной песцовой горжетке для царицы и великих княжон, некоторые книги из библиотеки Александры Федоровны, среди которых выделялся «Антихрист» преподобного Нила, а также носильные вещи. Никто не заставил их связывать одежду в узлы. Вначале революционеры пытались быть если не любезными, то хотя бы практичными и полезными. Романовым сказали, что их переводят в безопасное место.
На другой остановке, в сибирском Тобольске, утверждали, что они останутся там по меньшей мере на несколько месяцев, но царь, основываясь на своих снах, увиденных другими, понял, что это не тот самый приснившийся ему просторный дом, и поэтому сказал: «Не распаковывайте вещи, мы скоро уедем отсюда». Через несколько дней их снова посадили на поезд. Отдельный вагон, похожий на тот, в котором Николай подписал судьбоносный акт отречения от престола, был опечатан и прицеплен к обычному составу. Все занавески были задернуты. Если бы кто-то закричал и попытался приблизиться к окнам, его могли убить. Сейчас конвоиры уже даже отдаленно не напоминали любезную охрану из бронированного автобуса. В маленький городок на Урале они прибыли через три дня, питаясь только корками черного хлеба и бледным чаем из самовара.
Когда они наконец прибыли на место, царь и на этот раз не узнал дом из своих снов и снова приказал не распаковывать вещи. В третий раз они отправились в путь раздельно: вначале царь и царица, потом — дети. Последнее путешествие на повозках, запряженных волами, продолжалось почти неделю, но, когда они все-таки оказались в доме купца Ипатьева, выглядевшего точно таким, каким царь его видел во снах, он распорядился распаковать вещи. Это был их дом, последний — но все-таки дом…
Свой новый дом в Крыму обрел и великий князь Николай. Его еще считали главнокомандующим, многие еще видели в нем командира, но он чувствовал себя сломленным человеком. Отречение брата, десятидневное командование русской армией, а потом новые перемены, депортация в Крым и полная изоляция… Он тоже помнил свой шестидневный путь от Могилева до Киева, от Киева до Петрограда, от Петрограда до маленькой станции Симферополь в Крыму. И его встретили на бронированном автомобиле со словами: «Ваше высочество, это делается для вашей безопасности, в наше время по улицам шляются всевозможные банды». Сквозь прорезь в металлическом щитке водителя великий князь мог видеть лишь небольшую часть окрестностей. Он смотрел на пальмы, олеандры, бутенвиллеи и апельсиновые деревья и думал, что в этом природном раю революция невозможна, но ошибся.
Его поместили в большом доме колониального стиля в предместье Севастополя. Вероятно, когда-то это был красивый дом в мавританском стиле, поросший лианами и окруженный березами, но после смерти последнего владельца стал быстро приходить в упадок. Сад, окружавший дом, зарос сорняками и слился с ближайшим лесом. Огромные мрачные и сырые комнаты были оклеены уже изорванными обоями, из кранов текла грязная желтоватая вода, над заброшенным и наполовину развалившимся бассейном роились большие черные жуки… Вскоре после приезда к нему приставили караул и предоставили в его распоряжение старого татарина и татарку в качестве прислуги. Двое тихих и работящих людей быстро навели в доме относительный порядок, так что великий князь снова почувствовал себя аристократом, но уже под домашним арестом.
Он не мог выйти на улицу, гулять по набережной, вначале даже нельзя было принимать посетителей, но все это продолжалось недолго. Севастополь был далек от октябрьских беспорядков, а солдаты оказались ленивыми и склонными к подкупу. Город находился под властью большевиков, но в него регулярно как грабители наезжали казаки, которых никто и пальцем тронуть не смел. Поэтому и его караульные не видели причин, чтобы не закрыть один или оба глаза на происходящее. Вскоре они разрешили ему все, только бы не заметило начальство, а его и так не было. Потом они стали выдавать себя за господ и поклонников царской семьи. А по сути дела, выполняли обязанности посыльных и привратников. Вводили посетителей и важно провозглашали: «Адмирал Колчак, главнокомандующий Черноморским флотом», «Господа казаки с Кубани», «Господа представители города Ялты», «Его преосвященство Владыка Крымский Василий»…