Слово за слово, а я уже снова оказался в палатке, пил чай и слушал истории о создании военно-воздушного флота Российской Империи. Как трижды переделывали «Екатерину», как какой-то гений со сложно звучащим именем с помощью магии подчинил себе гравитацию в самом буквальном смысле. А пара от всех изобретений много из-за комбинированного использования водных и воздушных кристаллов, которые используются для охлаждения мини-энергоблоков. И вообще архитектуры тех же энергетических ранцев очень напоминали ядерные станции.
– А зачем ты на фронт пошла? – дело уже близилось к вечеру, хотя кажется Алёна могла бы ещё пару суток на одном дыхании просидеть: серьёзно, я большую часть времени молчал и ничего не говорил.
– Да-а-а, я же безродная. Пробовала в академию пробиться, но там… безродных в принципе не жалуют. Бюджетных мест очень мало, а денег у меня нет. Пробиться не смогла, так вот отправилась на фронт, помогаю мастеру. Если отличусь, то может рекомендательное письмо получу и за счёт казны пройду обучение. Правда… проблема есть.
– Какая?
– Ну я же девушка. А у нас в стране, да и в мире, все оружейники – мужчины.
– А-а-а… вот оно что. Понимаю.
Наступила небольшая пауза. Сказать мне было нечего, ведь требовалось переварить услышанное, а это огромное количество информации, из-за которой даже Кристина уснула.
– Поручик Александр, – в палатку вошёл сам адъютант Самсонова, чем заставил Алёну тут же вскочить и выпрямится по струнке: не стоит думать, что адъютант это что-то вроде слуги или помощника, это всегда в первую очередь офицер, член известной дворянской семьи, так ещё и чаще всего это будущий генерал. – Главнокомандующий ждёт вас.
Глава 13
– Сучий потрох Ренненкампф, – зло повторил Самсонов, глядя на стратегическую карту. – Тщеславный дурак. И генералы при нём дегенераты. Думают о славе, о подвигах, о чём угодно, но не о победе!
В полевом штабе помимо Самсонова находились и другие генералы, а также некоторые отличившиеся полковники, как например Оболенский. На общем фоне выбивался ещё я и также Смоленко, находящийся в особом статусе и пользующийся благоволением главнокомандующего.
– Информация о перемещении Гинденбурга подтвердилась, – произнёс связист, сидящий в уголке и знающий три языка: русский, немецкий и Морзе. Да, последнее скорее уж азбука или код, но не суть.
– Мог бы и не говорить, – отмахнулся Самсонов, находящийся явно не в лучшем расположении духа.
Гинденбург оставил командование армией пехотой на своих генералов, а сам направился в море, где ждёт неизвестно чего. Признаться, я не особо понимал в стратегии и что вообще планировалось нашим командованием. Нет, я вроде что-то слушал, кажется, речь шла о захвате Кёнигсберга, но понимания общего плана от этого больше не стало. Прояснять же все детали и нюансы военного ремесла мне пока что никто не собирался, а я как поручик сидел и помалкивал, ожидая пока ко мне кто-то обратится.
– Мы не смогли захватить крепость Пиллау, – снова доложил связист. – Морской флот Кайзера прочно закрепился в Данцигской бухте.
– Этого следовало ожидать.
– Срочное донесение! Ренненкампф готовится к штурму Деймы!
– Ублюдок! – снова не сдержался Самсонов и поднялся на ноги. – Не медленно отправьте послание, что я крайне не рекомендую этого делать. Ай, ладно, я направляюсь к Ренненкампфу для личной беседы, а затем выдвигаются к нашим восточным силам.
– Но зачем?! – тут же вскочил один из генералов.
– Кёнигсберг мы не возьмём, он слишком хорошо укреплён. Однако остальные города укреплены хуже, это касается и Данцига. Отгоним немца до Вислы. Вы же с остатками сил будете держать осаду Кёнигсберга.
И главнокомандующий покинул полевой штаб, после чего генералы продолжили обсуждать организационные вопросы по блокаде Кёнигсберга. Очень остро в армии стоял момент с боеприпасами для артиллерии, не хватало порядка ста тысячи снарядов, а вот немцы стреляли каждый день. А ведь они воевали на два фронта сразу, но всё же как-то смогли адаптироваться, так ещё и мощностей промышленности на производство танков хватает. И печек.
– Нужно просить помощи у военно-воздушного флота, – произнёс один из генералов.
– Пока в Данцигской бухте стоит морской флот немцев появление наших воздушных сил будет сопряжено с неоправданными рисками. «Екатерина» стоит десятков обычных морских крейсеров, но под обстрелом орудий с моря она долго не полетает.
– А наш морской флот?
– В бухте с переменным успехом работаю наши подлодки.
– Господа, – внезапно в генеральский разговор уверенно встрял поднявшийся на ноги Оболенский. – Предлагаю взять крепость Пиллау!
Нависло молчание, кто-то тяжко вздохнул, после чего все взгляды оказались прикованы к полковнику, присутствие которого здесь казалось формальным. Однако Самсосонов никогда не приглашал случайных людей на советы.
***
Сутками позже. Ночь. Берег залива Кёнигсберга.
– Орлы, мои ясные соколы! Сколько раз вы проходили со мной через ад?! – Смоленко шагал мимо строя своей роты, лишённой восьмидесяти процентов личного состава. – Как же вас мало осталось. Я вижу только двух ветеранов, с которыми воевал ещё до восточно-прусской операции. Но не меньше я уважаю и своих новых товарищей. Некоторые, вон, уже и скачок по карьерной лестнице сделали.
Смоленко ухмыльнулся, глядя на меня. Некоторое время он ещё постоял напротив, поизучал мой новый экзоскелет, для сборки которого командование расширило доступ к ресурсам. Не будет ошибкой сказать если моя новая броня даже лучше, чем у самого Смоленко, который также не мог этого не признать и возможно немного завидовал, хотя скорее капитан просто думал, как бы выжать из меня и моего снаряжения максимум.
Рядом со мной стоял вполне живой Миша, тоже повышенный до ефрейтора после боёв в Алленштейне. Когда прапорщика ранили, то без сомнений Миша взял на себя командование и повёл людей в отчаянный штурм, за что лишился левого глаза.
Выжили и Сергей с Ваней, пусть и тоже получили в тот день ранения. Один лишился пальцев на левой руке, а второго контузило. Но в строй обоих вернули. После битвы за Алленштейн вопрос с личным составом встал ребром, на войну мобилизуют ещё сотни тысяч, но и с ранеными теперь никто просто так не расставался. Все понимали, что война будет долгой, суровой и беспощадной. Из людей выжмут всё.
– Каждый из вас уже является героем! – продолжал говорить Смоленко, но голос его вдруг начал слабеть. – Как и все те, кто когда стоял раньше в этом строю. Пока кто-то трусливо прячется в траншеях, за спинами товарищами, просто в штабе, в первых рядах в атаку идём мы, беря пули на грудь. Потому что у остальных кишка тонка, они боятся, сомневаются, хотят жить, а вы… многие из вас тоже хотят жить, но всё же вы делаете то, что надо. Не просите наград, не знаете сожаления ни к себе, ни к врагу, просто делаете, пока кто-то другой собирает все лавры.
Смоленко дошёл до середины, после чего остановился и повернулся к нам лицом. За его спиной находился залив, а где-то дальше за ним расположилась песчаная коса, отделяющаяся залив Кёнигсберга от Данцигской бухты. Там же стоял грозный форт Пиллау, кость в горле русской императорской армии.
– В моей роте врать не принято, поэтому скажу прямо. Начало войны выдалось тяжёлым. Наши потери зашкаливают, трупов настолько много, что генералитет усомнился в неисчерпаемости людских ресурсов нашей необъятной державы. Боевой дух затрещал, неспокойно и в наших домах, ведь война истощает наши ресурсы, заставляет переключаться промышленность с гражданских направлений на военные. Предатели, воры и дураки уже начали этим пользоваться.
Мои глаза непроизвольно расширились, да и многие другие солдаты, простые безродные мужики знатно удивились услышанному. И пугала не столько сама информация, сколько откровенность и открытость Смоленко, которого за длинный язык могут и расстрелять. Подобные заявления, тем более публичные, легко могут счесть за разжигание мятежных настроений.