Крестьяне приобрели право свободного выхода из общины с укреплением из мирского надела в собственность земель, которыми они владели. Для устранения чересполосицы устанавливалось, что каждый крестьянин при общем переделе мог требовать объединения своей земли в единый участок (отруб), а при согласии двух третей общины — и не дожидаясь передела. Утверждалось право домохозяина единолично распоряжаться земельным участком в отличие от принципа семейной коллективной собственности, то есть устанавливалась личная крестьянская собственность на землю, а не семейная.
Указом предусматривался и порядок земленаделения и землевладения. Крестьянам предоставлялись свободные казенные земли в европейской России и разрешалось откупать участки у помещиков с помощью ссуд, предоставляемых Крестьянским банком. Эти ссуды с незначительными процентами должны были возмещаться обычно в течение 55,5 года, а уплату части процентов брало на себя государство. Фактически все налогоплательщики государства должны были помогать крестьянам в приобретении нужной им земли. Но и это еще не все: одновременно в целях защиты зарождающейся крестьянской собственности указ вносил и известные ограничения. Так, надельная земля не могла быть продана лицу другого сословия, она не могла быть заложена иначе, чем в Крестьянский банк, она не могла быть продана за личные долги, она не могла быть завещана иначе, чем по существовавшим тогда правилам. Указ, делая ставку на зажиточного крестьянина, не разрешал концентрацию более шести наделов в одних руках. Уже в начальную пору осуществления реформ обычный размер участка, типичный для такого крестьянина, составлял примерно 14—15 десятин, и только в районах с менее богатыми землями он мог превышать 20 десятин. Так завершилось осуществление пожеланий местных комитетов о нуждах сельского хозяйства России.
Текст исторического указа от 9 ноября 1906 года был разработан знатоками сельского хозяйства и крестьянства А. В. Кривошеиным, В. И. Гурко, А. И. Лыкошиным и А. Д. Риттихом под руководством выдающегося государственного деятеля П. А. Столыпина, который и взял на себя всю ответственность за его проведение в жизнь.
П. А. Столыпин, как и многие россияне, вспомним Киреевских, Аксаковых, Самарина, Хомякова, Кошелева, терзался соблазном общины. Не покидала его мысль, что, может быть, в общинном согласии воли личности с «миром», во взаимной помочи и погашении личных страстей и предприимчивости, в постоянной опеке общины над крестьянином, в примате коллективности общины над эгоистической частностью индивидуума сокрывается вечная истина, высочайший небесный смысл жизни человека, то, что выше самой истории. Одолевали сомнения, что, может быть, через общину и пролегает в земной жизни вера народа, которая выше этой жизни, что она и есть тот инструмент, выработанный веками, который ведет народ к нравственно-духовному совершенствованию? Но приходили на ум все тяжкие горести общинной жизни, все разногласия крестьян, вся немогота крестьянского мира, и через них грезились все грядущие смуты, которые, по сути, никогда в зародыше не оставляли крестьян и которые было кому разжигать и теперь.
Петр Аркадьевич родился 2 апреля 1862 года и был сыном известного генерала Аркадия Дмитриевича Столыпина, отличившегося во время русско-турецкой войны. Он разумом понял, что не подняться на ноги крестьянину, а значит, и России, пока они находятся в тисках круговой поруки общины, уравниловки, чересполосицы, передела земли. Понимал Петр Аркадьевич, что община яростно поддерживалась как раз теми, кто не желал благоденствия горячо любимой России. А беспристрастное вникание в ее историю показывало, что не от хорошей жизни погрузился народ в ту общину. Земельное же уравнение, сселение крестьян с земли и сгон их в общину, как в лагерь, произошли по-настоящему только в XVII веке, а до того, где топор с сохой погуляли, земля была даровая, твоя, собственная, неотчуждаемая, которую и стали раздаривать вольготно и без совести в основном с середины того же века. А с Петра I, с его подушной подати, повелось уравнивать земли, передаривать их и вести их передел для взыскания этой подати. И то только на Великороссию свалилось — побаивались окраин да спешили их задобрить, не вгоняя туда эти драконовские насилия над крестьянами, не допуская их сгона в общины — коммуналки. Потому не «народный дух» создал общину, а государственная бюрократия, поддержанная землевладельцами, а позже лукавыми «защитниками народа», для которых она была готовым элементом будущей русской деревни. От нее был один шаг до обработки земли и пользования продуктами сообща, то есть прямая дорога в коммуну.