Экипажи кораблей были гораздо менее прочными. Эффект воздействия различных снарядов, описанных выше, на человеческую плоть представить очень легко. Не следует безоговорочно верить статистике того времени, но все-таки не остается сомнений в том, что крупные сражения XVII, XVIII и начала XIX веков были такими же кровопролитными, как и в конце XIX и в ХХ веках. Если смотреть на потери только одной стороны, то самым кровавым в истории была битва за залив Лейте в 1944 году, когда японцы потеряли 10500 человек убитыми и несколько тысяч ранеными. Однако следом за ним идет Чесменское сражение 1770 года, в котором русские брандеры сожгли запертый в бухте турецкий флот. По самым скромным оценкам, тогда погибло не меньше 8000 турок. Из 18 самых кровопролитных сражений 12 дали парусные флоты. Потери убитыми и ранеными изменяются от 7000 испанцев в бою у Даунса (1639 год) до 2700 англичан и голландцев у Малаги (1704 год). Между прочим, американцы в Пирл-Харборе в декабре 1941 года потеряли примерно столько же.
При чтении эссе читатель, несомненно, заметит, что адмирал, стоящий на квартердеке своего флагмана, так же уязвим для вражеского огня, как и последний матрос. Действительно, в 3 сражениях Второй англо-голландской войны (1665 — 67 годы) погибли 11 адмиралов — 7 голландских и 4 английских. Из них 5 пали в бою у Лоустофта. В этом сражении едва не погиб и герцог Йоркский, которого забрызгало кровью и даже легко ранило осколком черепа, когда голландское цепное ядро разорвало на куски 3 человек из его свиты.
В качестве наследника престола своего бездетного брата герцог Йоркский имел штаб и мог заменить погибших офицеров. Обычный адмирал подобной роскоши не имел. Флаг-капитан освобождал его от обязанности командовать флагманским кораблем и, разумеется, мог дать кое-какие советы по оперативным вопросам. Но других помощников у адмирала не было — только секретарь, который вел обширную переписку, и клерк. Командующий крупным флотом мог получить начальника штаба, которого в Королевском Флоте называли «первым капитаном», или «капитаном флота», он давал советы и занимался административными вопросами и снабжением. Однако эта должность была занята далеко не всегда. Адмиралы парусного флота не только командовали, подвергаясь смертельной опасности, но и были вынуждены полагаться только на самих себя.
1. Фрэнсис Дрейк
Божий корсар
(1543? — 1596)
«С полным основанием историк может утверждать, что не было в анналах Англии экспедиции, сравнимой с этой». Именно так написал испанский историк Цезарео Фернандец Дуро об операциях сэра Фрэнсиса Дрейка в иберийских водах в 1587 году. Экспедиция Дрейка также останется уникальной в анналах Англии и потому, что не подвергалась ни критике современников, ни сомнениям историков. Ричард Хаклюйт, Роберт Ленг, автор единственного сохранившегося обзора, написанного участником событий, сэр Уильям Монсон, моряк и автор трактатов по морскому делу, живший в эпоху королевы Елизаветы, не сговариваясь, пишут об этой экспедиции с нескрываемым восхищением. Монсон, который никогда не был восторженным компилятором, описывает этот поход как «увенчавшийся успехом абсолютно во всем без малейшего исключения. Он принес славу и богатство, противник получил тяжелый удар, купцы остались полностью удовлетворены, а наша страна получила безопасность на много лет».
Все эти работы историков в той или иной мере должны опираться на свидетельства современников, и потому они звучат в унисон с вышесказанным. Для сэра Юлиана Корбетта ни одна из войн елизаветинской Англии не может сравниться с кампанией 1587 года. Хотя Корбетт писал свой труд через 3 столетия, он восклицает: «И до нынешнего дня это может служить прекраснейшим примером, как маленький хорошо управляемый флот, нанося точно выверенные по времени удары, может парализовать мобилизацию подавляющих сил противника». Гаррет Маттингли приходит к заключению, что Дрейк настолько расстроил планы испанцев, что Армада не смогла выйти к берегам Англии в 1587 году. Кеннет Эндрюс приписывает успех экспедиции блестящим качествам Дрейка, который «сочетал молниеносную интуитивную оценку возможностей с практической сметкой, пылом, большой твердостью, которые превращали возможности в почти верную реальность».