Вопрос об участии в завоевании, как и вопрос о мирном или насильственном завоевании, ко времени составления компиляций, на которых мы основываемся, уже не имел прежнего значения. Отсутствуют свидетельства о различии в налогообложении разных областей в зависимости от характера их завоевания, имевшем место двумя столетиями ранее. К тому времени эти споры имели главным образом научный интерес или скорее составляли часть общей политической культуры, с которой полагалось быть знакомым бюрократии и придворным. Все же нам не следует упускать из вида того факта, что сохранение подобного материала в источниках, относящихся ко времени, когда он утратил практическое значение, предполагает его происхождение в первые годы мусульманских завоеваний: позднее никому не было выгоды сочинять его. Такие подробности должны были вводиться в первые годы формирования исламских государств, когда они еще служили реальным, практическим целям.
Авторы и компиляторы этих ранних преданий не менее увлеченно обсуждают вопрос о распределении военной добычи после завоевания города или области. Сомнений в праве победителя на добычу никогда не возникало. Вопрос состоял в том, как ее следовало делить между завоевателями. Следует ли раздавать всем поровну? Или всадники должны получать больше, чем пехотинцы? Имеют ли право на участие в дележе те, кто, участвуя в военной кампании, не сражался в данной битве? Какую долю следует отсылать халифу в Медину? Этот интерес, безусловно, отражает удовольствие, с которым эти скорые на руку бедуины присваивали и использовали плоды цивилизованной жизни, но рассказы повествуют о справедливости и честности (разумеется, только в отношениях завоевателей). Они любят подчеркивать, что добыча делилась честно и открыто, в чистом поле после сражения, у всех на глазах. Такие сообщения явно относятся к культу «добрых старых времен», когда все мусульмане были отважны и чисты сердцем и справедливость вершилась под строгим взглядом халифа Умара (634-644). Эти «добрые старые времена» почтительно вспоминались в новом мире, лишившемся первоначальной невинности, когда потомки первых завоевателей ощущали, что их оттесняют в сторону и лишают награды, которую они полагали причитающейся им по справедливости. Такие старинные воспоминания о лучших временах ценились вдвойне: как подтверждение из прошлого и надежда на лучшее будущее.
Историки тех веков, выказывая острый интерес к одним аспектам завоевания, гораздо менее занимались другими, намного более важными, по нашему мнению. Отчет о сражении при Кадисии в Ираке, согласно «Истории» ат-Табари положившем конец владычеству персов в Ираке, занимает в английском переводе около двухсот страниц, но при этом ход битвы остается досадно темен. Признаем, что очень нелегко с уверенностью разобраться в ходе военных действий даже в совсем недавних конфликтах, но такое смутное описание делает почти невозможным ответ на вопрос, почему византийские и сасанидские войска, пытавшиеся воспрепятствовать вторжению арабов на их земли, оказались столь неудачливы. Нам открыто и ясно заявляют, что битва была жестокой, но в конце концов мусульмане одолели. Иногда добавляют, что их противников заманили в реку или в ущелье, где перебили великое множество. Много сообщений о том, что византийские и сасанидские воины были скованы между собой, чтобы не дать им обратиться в бегство: это не действительные исторические сведения, а риторический прием, показывающий, что мусульмане бились, воодушевленные верой, а их противников принуждали сражаться тираны. Даже если это правда, историки ничего не сообщают нам о действительных военных причинах их поражения.