Это вторичное завоевание подтвердило столичный статус Фустата и окончательно утвердило судьбу Александрии, превратившейся в провинциальный город. В некотором смысле это было возвращением к старому порядку вещей: Фустат наследовал столице фараонов Мемфису.
Арабское заселение земель было очень ограниченным. Маловероятно, чтобы насчитывалось больше 40 000 взрослых мужчин-арабов с семьями, так что все арабское население составляло, скажем, 100 ООО душ. Закрепив за собой страну и научившись использовать ее богатства, они не стремились к расширению иммиграции, которая заставила бы делить добытое на меньшие части. Не выказывали они и желания обратить коптов в ислам, после чего те тоже могли бы претендовать на свою долю. Почти все первое столетие после завоевания арабы селились только в Фустате, и еще их гарнизоны стояли в Александрии и в Асуане, защищавшем Верхний Египет от нападений из Нубии. Подавляющее большинство в стране по-прежнему составляли христиане-копты, а низшие слои администрации происходили из тех же семейств и групп, что служили прежде в имперской администрации византийцев и персов. Только военные и чиновники высшего ранга были арабами. Главных героев драмы о завоевании Египта ждала совсем разная судьба. Первым ушел со сцены Кир, скончавшийся от естественных причин во время перемирия между договором о сдаче и началом арабской оккупации. Отталкиваясь от рассказа Иоанна Никиусского, Батлер воспроизводит в воображении его последние месяцы:
Кир был сломлен духом и телом. Все его честолюбивые мечты рассеялись, все надежды на личную безопасность рухнули (так как император гневался на его поступок). Он чувствовал, что тень смыкается над ним, и тогда совесть его пробудилась, напоминая о преступлениях и промахах. Терзаемый беспощадным раскаянием, он неустанно оплакивал свою измену Египту. Так, погруженный в уныние и безнадежность, он стал легкой добычей дизентерии, которая поразила его в Вербное Воскресенье, а в следующий четверг, 21 марта 642 года, он умер[49].
В действительности Кир, возможно, был прав, соглашаясь платить дань и тем выигрывая время, вместо того чтобы рисковать поражением от арабской армии. Если бы его политику продолжили и далее, история Египта могла бы выглядеть совсем иначе.
Последние годы священства коптского патриарха Вениамина как нельзя более отличались от судьбы Кира. Мы располагаем некоторыми подробностями его биографии, написанной весьма пристрастно, но зато почти его современником. Когда Амр оккупировал Александрию, коптская знать (дуки) обратилась к Санутию, убеждая его выпустить прокламацию, обещающую Вениамину безопасность и приглашающую его вернуться в Александрию. Когда тот, проведя тринадцать лет в укрытии, возвратился, Амр принял его с любовью и уважением и сказал: «Ни в одной стране, завоеванной мною, не видел я такого божьего человека, как ты». Затем наместник поручил ему снова взять бразды правления коптской церковью, и он занялся возвращением на путь истинный тех коптов, которые отступились от веры в правление Кира — в их числе оказались и многие епископы. Он позаботился о восстановлении разоренных халкедонянами монастырей в Вади Натрун, в том числе великой обители Святого Макария, до сих пор сохранившейся как действующий монастырь. «Добрые труды истинно верующих (т. е. коптов) росли и множились, и люди ликовали, как молодые телки, спущенные с привязи, которым позволили припасть к материнскому вымени». Возвратившись к своей пастве в Александрии, он обосновался в монастыре Святого Метры, потому что в нем все монахи были египтянами и не позволили осквернить его халкедонской ересью.
Вениамин поддерживал добрые отношения и с Амром. Вскоре после падения Александрии Амр начал готовить экспедицию в Ливию. Он обратился к Вениамину с просьбой: «Если ты станешь молиться за меня, чтобы я отправился на запад и взял Пять ГЬродов, как взял Египет, и вернулся скоро и благополучно, я сделаю для тебя все, что попросишь». Благочестивый биограф рисует нам поразительную картину того, как патриарх молится за успех мусульманского командующего, воюющего против христианского населения Киренаики.
Вениамин прожил еще почти двадцать лет после падения Египта и скончался в преклонном возрасте и в почете в 661 году. Его похоронили в монастыре Святого Макария, где его и по сей день почитают как святого. Не приходится сомневаться, что именно его стараниями коптская церковь уцелела в годы арабского правления.