Реставрация нравилась Китингу, но он всё же мечтал о чём-то другом. Техническая монотонность работы по восстановлении чужих картин заставляла Тома грустить; он мечтал творить сам, а не быть тем, кто остаётся в тени, чьё имя никому не известно, а чья слава ограничивается кругом знатоков. Учёба его уже не так интересовала и диплом он не получил – не смог сдать экзамены (провалив злополучную композицию). Но у него была работа, жена и дети – а также смутное представление о том, чем он хочет заниматься в дальнейшем.
А ещё его жгло острое желание поквитаться со всеми, кто обижал его, кто смеялся над его вкусами и издевался над его происхождением.
Том Китинг хотел отомстить миру искусства.
French and Bench is for Revenge
Сам Китинг рассказывал, что его превращение в мастера поддельных картин было невольным, почти случайным (верить на слово Китингу, конечно, не стоит). После того, как с учебой было покончено, Том повстречал человека, которого в своих мемуарах он называл Фредом Робертсом. У него была своя фирма, занимавшаяся реставрацией картин – и к своей репутации он подходил не так щепетильно, как владельцы мастерской братьев Хан. Да и методы работы выбирал не так разборчиво.
Задания, которые давал Робертс Китингу, были предельно творческими, а не техническими, как у братьев Хан. Например, одна из первых работ Тома заключалась в том, что ему нужно было залатать огромную дыру на картине Томаса Сиднея Купера, блестящего британского пейзажиста. Картина пострадала во время бомбардировок Лондона во время война: часть пейзажа была полностью уничтожена. Правильным путём, которым должен был бы пойти уважающий себя реставратор, было бы восстановление части холста, стабилизация картины и ретуширование пострадавшего участка полотна.
Но Робертс сказал Китингу, что он может поступать так, как ему кажется лучшим, – и тот написал на восстановленном участке группы детей, водящих хороводы вокруг майского дерева. Строго говоря, уже и это было в значительной степени фальсификацией – тем более что за этим заказом последовали и многие другие: Китинг видоизменял картины, то добавляя что-то, то удаляя. Словом, творя поверх чужого искусства.
Но всё это было баловством. Сам Китинг считал своей первой фальшивкой (или, как он их называл, Sexton Blake – по привычке кокни рифмуя слово «fake» с двумя другими) другую картину. Она родилась из противоречия, спора и нелюбви Китинга к работам современного ему художника Фрэнка Мосса Беннетта – он пользовался любовью публики, и его картины хорошо продавались.
«Великолепная возможность принять решение открылась мне, когда однажды я приехал в студию и обнаружил, что Робертс натирал воском картину Фрэнка Мосса Бенетта.
«Что это у вас там? – спросил я, проходя мимо. – Можно подумать, что это Рембрандт».
«Это намного лучше, чем ты бы мог сделать», – усмехнулся он.
Я внимательно посмотрел на картину.
«Я вас попрошу, – засмеялся я. – Я мог бы сделать лучше, работая только левой рукой».
Когда я приехал на работу следующим утром в понедельник, то, к моему удивлению, я обнаружил, что картина, над реставрацией которой я работал в тот момент, была снята с мольберта и на ее место был помещен чистый холст. Рядом с ним, на другом мольберте, была расположена картина Фрэнка Мосса Беннетта».
Задача оказалась не такой лёгкой, как сначала казалось Китингу – сперва он набивал руку и сделал пару копий картины. Но ему хотелось двигаться дальше и не копировать, а сделать работу в стиле Беннетта. Том отправился в Национальный морской музей – изучал и зарисовывал костюмы разных эпох; Беннетт увлекался морской темой и особенно Елизаветинской эпохой. Результатом этого упорного труда стала картина, которую Китинг написал в манере Беннетта.
Сам Том относился к ней как к доказательству своего мастерства. Тем поразительнее ему было узнать, что Робертс продал картину в одну из лондонских галерей под видом оригинального Беннетта. Позднее он писал:
«Я с удивлением обнаружил, что, оглядываясь по сторонам, я видел картины, развешанные на стенах, которые я в свое время дополнял сценами на лодках, маленькими девочками с лентами в волосах и другими деталями, пытаясь сделать их более привлекательными для покупателей. Я стоял там, и задавался вопросом, сколько других дилеров в Вест-Энде промышляли таким обманом».