Скульптор скрипнул зубами. Он даже не заметил, как Общество Горшка, шумно поприветствовав Леонардо, начало свой обед. Микеланджело потихоньку забился в дальний угол, а потом и вовсе устроился на табурете, стоящем за ширмой. Ох, лучше бы он этого не делал! Леонардо и его приятель архитектор Рустиччи подошли к ширме и, не подозревая, что за ней кто-то есть, начали задушевную беседу. Пахнуло тончайшим ароматом духов, которыми Леонардо щедро окропил свои кружева, отчего Микеланджело еще острее почувствовал себя каким-то грубым мужланом.
«Работа с мрамором — грязный труд, — услышал он бархатный голос Леонардо, обращавшегося к своему собеседнику. — Ноздри забиваются пылью, волосы засыпаются крошкой, одежда прованивает насквозь. Я так не могу. Да и как после этого появиться в кругу друзей, которые приходят ко мне, читают стихи, играют на лютне. Ведь даже когда я начинаю писать картину, то непременно облачаюсь в красивую одежду. Так что скульптура — удел мастеровых, а не истинных художников!» — «Но ты еще не видел Гиганта Микеланджело! — возражал Рустиччи. — Увидишь — поймешь, это величайшее искусство!» — «Вряд ли резьба по камню может стать таковым», — лениво протянул Леонардо.
У Микеланджело руки затряслись от ярости. Да как он смеет! Может, он и великий живописец, но это не дает ему права с таким пренебрежением говорить о скульптуре. Эх, врезать бы сейчас по его холеному лицу!..
От воспоминаний пальцы Микеланджело снова сжались. Но ведь тогда он сдержался, зачем же вспомнил об этом сейчас? Неужели он и вправду думает, что это Леонардо написал записку с угрозами, а потом прибежал с дружками кидать камни в «Давида»?! Это же невозможно — утонченный любитель прекрасного и камни.
Хотя — Микеланджело схватился за голову — и не такое случалось. Недоброжелатели и завистники не раз уничтожали только что созданные фрески, разбивали вдребезги статуи.
Скульптор вскочил — нечего просиживать штаны на топчане, надо поспешить к «Давиду». Интересно, насколько он еще продвинулся?
Оказалось — не слишком. К вечеру клеть доехала только до улицы Святого Прокла. Там и осталась на ночь. Микеланджело обошел близлежащие улицы вместе с выделенной охраной. Все было тихо. Стражники прикорнули за углом на просторных ступенях дома Каприозе. Хозяин дома даже вынес им набитый соломой матрас, другой предложил Микеланджело. Тот плюхнулся, на секунду закрыл глаза. И тут вчерашняя бессонная ночь и тревожный день взяли свое. Скульптор заснул.
Он опять увидел сады Медичи. И Контессину, любимую дочь Лоренцо Великолепного. Семилетняя девочка глядела на него, 13-летнего Микеле, и тяжело дышала. И от каждого ее вздоха у него сердце обрывалось. Он знал, что Контессина больна, у нее слабые легкие. Наверное, от болезни она была такая тоненькая, просто воздушная. И вот она, дочь первого человека во всей Флоренции, сумела убежать от своих нянек, чтобы подойти к простому мальчишке!..
«Я видела, как ты дерешься. Ты такой сильный. — Она вдруг положила ладошку на его широкую грудь. — Когда ты рядом, я чувствую силу. Пока ты рядом, мне кажется, что я не умру…»
У Микеле дух захватило. Если бы он мог, он отдал бы жизнь за эту хрупкую девочку. Но он только и смог прошептать: «Я всегда буду с тобой. Ты никогда не умрешь!»
С тех пор он всегда старался подбежать как можно ближе к Контессине, когда она гуляла. Слуги отгоняли его. И тогда Микеле протягивал к Контессине руку, и она делала то же. Их руки никогда не соприкасались. Но они знали, что всегда рядом. Может, потому Микеланджело больше уже не смотрел на других девушек?..
Потом юную Контессину выдали замуж. Без любви — по соглашению. Ее муж, синьор Ридольфи, был очень богат. Но и его богатство не спасло семью, когда всех, кто принадлежал к клану Медичи, изгнали из Флоренции, лишив всего нажитого. Теперь Ридольфи, нищие и отверженные, ютятся в заброшенном деревенском доме, никто из флорентийцев не осмеливается общаться с ними. И только один Микеланджело не боится приходить и приносить нехитрые подарки их 6-летнему сынишке. В благодарность Контессина только прерывисто вздыхает, протягивая Микеланджело руку. И тот, как встарь, подает ей свою. Они — не любовники и не станут ими никогда. Они живут в разных мирах. Но они всегда рядом.
Скульптору показалось, что он слышит ее взволнованный голос: «Микеле, проснись!» Он вскочил, прогоняя остатки сна. В ночной тишине послышались голоса и топот приближающихся ног. Микеланджело ринулся навстречу. Но услышал гул и за спиной — оттуда приближалась другая ватага.