…А между тем труд — это было последнее, что нас отличало от массы деморализованных и циничных блатарей. Их отношение к труду было страшным.
…Бригадиры (бывшие кулаки) дрались за «политиков» — они знали, что мы будем работать добросовестно и систематически, уголовники же в час так, что за ними не угнаться, а чуть отвернётся бригадир, лягут и будут спать, пусть вянет рассада, пусть мороз побьёт молодые растения.
И чуть дальше следует описание житья-бытья «блатных» и «бытовиков»:
Совсем другая картина была в «весёлой» палатке. Там стояло семь деревянных кроватей, покрытых розовыми, голубыми, цветастыми одеялами. Подушки с вышитыми наволочками. На наволочках изображены румяные, с глазами в пол-лица девицы, голубки, цветы и вышиты надписи, вроде «Приснись мне, милый, люблю, нет силы» или «Днём и ночью без тебя нету мочи». Над постелями висели самодельные коврики из мешков с вышитыми кошками, лебедями, цветами, японками. На столе стояла, предмет нашей зависти, настоящая керосиновая лампа со стеклом.
…В этой палатке веселились далеко за полночь. Визжала гармонь, визжали пьяные голоса девиц, хрипели мужские.
Бригадир Сашка Соколов, одесский жулик, хитрый и ловкий, как чёрт, принимал гостей с соседних приисков. С нами Сашка тоже неплохо ладил, ему надо было, чтобы мы не жаловались и работали. («Путь»).
В общем, «блатные» чувствовали себя полными хозяевами в лагерях. И чем дальше, тем больше. С одной стороны, конечно, нередко им в этом помогала лагерная администрация. Так, из документов тех лет мы узнаём, что при проверке положения дел в Буреинском ИТЛ в 1939 году было установлено, что «паханствующий» элемент из сангородка не был вывезен в режимную зону, так как им руководила жена начальника III части лагеря (оперативно-чекистский отдел) Розенблит. Супруги объяснили проверяющим, что без присутствия «блатных» невозможно будет поддерживать должный режим в сангородке, поскольку только «паханы» умеют навести идеальный порядок среди зэков.
В то же время всесилие «воров» стало возможным не только при полном попустительстве администрации. Была и другая причина, о которой стараются не упоминать многие бывшие политические заключённые…
«Литёрки»
Диву даёшься иногда, сколь много скрывает какое-нибудь маленькое, незначительное на первый взгляд словечко. Впитало оно в себя и мучения людские, и ужас нравственного падения, и судьбы малых мира сего… Человек может врать, подтасовывать факты, изворачиваться, надеясь, что за далью лет истлели документы, отошли в мир иной свидетели. Не то — Слово. Оно — высший судия. Надо только уметь прочесть его свидетельства.
О картёжных играх арестантов, о различных «вольтах» и «примочках» можно рассказывать долго. Но сейчас для нас интересен только один факт. Дело в том, что на уголовном жаргоне валет, дама, король и туз именуются «картинками», остальные же карты — «литерками». И ни один арестант не объяснит вам толком, откуда пошло это название. А история его начинается ещё в далёких 30-х…
Слово «литёрка» происходит от латинского «литера» — буква. Но почему «буква»? Ведь на картах-литёрках (в отличие от «картинок») никаких букв нет — одни цифры! Но дело в том, что изначально литёрка к игральным картам не имела никакого отношения. Зато имела отношение к большой политике. Родилось слово в самый разгар сталинского террора, а точнее — в конце 30-х, когда репрессии обрушились в основном на представителей партийного и советского аппарата, видных руководителей, военачальников, деятелей культуры, интеллигенцию. Именно в ту пору безобидное слово «литера», или «буква», обрело зловещий смысл. Человек, обвинявшийся в политическом преступлении, не проходил через суд. Его судьбу решало так называемое особое совещание при НКВД СССР (созданное в 1934 году). В приговоре фигурировала не статья уголовного кодекса, а аббревиатура, обозначавшая преступление, которое инкриминировалось обвиняемому. Например, АСА (антисоветская агитация), АСВЗ (антисоветский военный заговор), ЖВН (жена врага народа), ЖИР (жена изменника родине), КРА (контрреволюционная агитация), КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность) и т. д.
Разумеется, большинство этих «литер» были, мягко говоря, «липовыми». Но сейчас мы — о другом. Те, кого судили по «литерной» статье, на арестантском жаргоне получали нейтральное прозвище «литерники». Среди «блатарей» и «уркаганов», правда, более популярны были эпитеты «контрик», «враг народа», «политик» и проч. Но основная масса «сидельцев», повторяем, на первых порах ограничивалась нейтральным «литерник» (или — «литерный»).