Реакция была такая. То ли Цезарь действительно был убедителен в своей речи благодаря своему ораторскому дару, то ли господа сенаторы решили не выносить, что называется, сора из избы (им было известно, что Цезарь и Красс связаны с Катилиной, и становиться поперек дороги таким влиятельным людям многим было невыгодно), поэтому быстро нашлись и согласные с Цезарем. Более того, консул Децим Силан заявил, что, говоря о высшей мере, он вовсе не имел в виду смертную казнь. Возникло колебание и в рядах остальной части сената, и неизвестно, чем бы все завершилось, если бы не Катон.
Он, надо полагать, был удивлен, что Цезарь не высказался за смертную казнь, думая, что тот это сделает, чтобы отвести подозрение от самого себя. Однако Цезарь, видимо, считал себя в безопасности, поэтому хотел вывести из-под удара исполнителей своей провалившейся пьесы под названием «Заговор Катилины». Он полагал, что они ему еще пригодятся в дальнейших интригах и борьбе за власть.
Катон начал свое выступление с того, что, размышляя над предложениями о наказании, только что прозвучавшими, он, конечно, признает, что преследовать по закону можно лишь за свершенные деяния, однако если бы заговорщикам удалось захватить Город, то «взывать к правосудию» было бы уже бесполезно. Да и вообще, господа сенаторы, что происходит? У нас нынче речь не о налогах или разборах жалоб из провинций, а о существовании самого государства. Мы еще не знаем, какую силу соберет в Италии и провинциях Катилина и каким бедам и невзгодам может подвергнуться римский народ. И здесь, в сенате, вожди демократов ратуют за то, чтобы заговорщики были помилованы! Не кажется ли странным, что они нашли защитника в лице Цезаря? Не потому ли он советует посадить их в муниципальные тюрьмы, что Катилине не составит труда их освободить, если он двинется на Рим?
Цезарь никак не реагирует на нападки Катона. Он спокоен, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он лишь безымянным пальцем почесал голову и продолжал внимательно слушать.
Катон, понимая, что у него нет никаких улик или доказательств о причастности Цезаря к заговору, предпочитает не развивать дальше этой темы и лишь иронически замечает, что Гай Юлий слабо разбирается в вопросах загробной жизни. Не всем смерть несет избавление от страданий: дурные люди, как известно, содержатся на том свете «в местах мрачных, диких, ужасных и вызывающих страх».
И он еще раз призывает господ сенаторов крепко задуматься и перестать цепляться за влиятельных людей и их подачки – ведь не будет сладкой жизни с удовольствиями и деньгами, если восторжествует Катилина и им подобные, что называют государственную измену борьбой за справедливость и требуют милосердия. Поэтому он предлагает считать письма и свидетельские показания серьезными обвинительными документами, тем более сами заговорщики сознались в подготовке государственного переворота. Исходя из всего этого, их следует казнить по закону предков, то есть удавкой в Мамертинской тюрьме.
Цицерон так же поддержал Катона, разразившись очередной, четвертой по счету Катилинарией.