«Итак, их происхождение, возраст и красноречие были почти равны; величие духа у них, как и слава, были одинаковы, но у каждого – по-своему. Цезаря за его благодеяния и щедрость считали великим, за безупречную жизнь – Катона. Первый прославился мягкосердечием и милосердием, второму придавала достоинства его строгость. Цезарь достиг славы, одаривая, помогая, прощая, Катон – не наделяя ничем. Один был прибежищем для несчастных, другой – погибелью для дурных. Первого восхваляли за снисходительность, второго – за его твердость. Наконец, Цезарь поставил себе за правило трудиться, быть бдительным; заботясь о делах друзей, он пренебрегал собственными, не отказывал ни в чем, что только стоило им подарить; для себя самого желал высшего командования, новой войны, в которой его доблесть могла бы заблистать. Катона же отличали умеренность, чувство долга, но больше всего суровость. Он соперничал не в богатстве с богатым и не во власти с властолюбцем, но со стойким в мужестве, со скромным в совестливости, с бескорыстным в воздержности. Быть честным, а не казаться им предпочитал он. Таким образом, чем меньше искал он славы, тем больше следовала она за ним».
О внешнем облике Цезаря мы уже говорили в первой главе, давайте теперь бросим беглый взгляд на репродукцию бронзового бюста Катона, найденного во время Второй мировой войны в Марокко. Вероятно, работа выполнена незадолго до его смерти в африканском городе Утике в сорок шестом году; сам факт находки этого великолепного скульптурного портрета в африканском государстве свидетельствует об этом.
Перед нами пятидесятилетний человек с короткой по тогдашней моде прической, слегка скрывающей широкий, но не высокий лоб. Энергичный подбородок и волевой рот говорят о стойком и непреклонном характере, но чуть сдвинутые брови, открывающие у переносья надбровные бугорки и морщины на лбу, дают портрету общее выражение трагического мироощущения. В глазных впадинах словно таится горечь от сознания непоправимости несовершенств этого мира и утраты веры от невзгод и грядущей неопределенности судьбы.
В год достославного консульства Цицерона, когда был подавлен заговор Катилины, Цезарь был избран великим понтификом. На эту высокую должность главного жреца государства претендовали люди гораздо более известные и влиятельные, нежели в ту пору Цезарь. Казалось бы, ему едва ли удастся одолеть своих соперников, однако он победил, причем для этого ему пришлось залезть в огромные долги. В день выборов, уходя из дома, он сказал своей матери: «Или я вернусь понтификом, или совсем не вернусь».
А на следующий, шестьдесят второй год, он, мы уже знаем, получил претуру и, как пишет Плутарх, «этот год прошел спокойно, и лишь в собственном доме Цезаря произошел неприятный случай».
Сейчас мы о нем и расскажем. Вторая жена Цезаря Помпея, похоже, не считала супружескую верность одной из своих добродетелей. Ее любовником был Клодий, молодой человек из старинной и знатной семьи, один из когорты так называемой золотой молодежи, почитавшей распутство и пьянство за первые свои доблести.
У древних римлянок существовал свой женский день, который назывался праздником Доброй Богини (Bona Dea). Никого из мужчин на эти таинства не допускали. Плутарх пишет, что «женщины, участвующие в ее (Доброй Богини) празднике, покрывают шатер виноградными лозами, и у ног богини помещается в соответствии с мифом священная змея». Все это происходило ночью и сопровождалось музыкой, пением и танцами – в сущности, это все, что нам известно об этом обряде, кроме того, что он отмечался дважды в году. В мае религиозное действо проходило в храме Фавны, а в декабре женщины собирались в доме одного из высших магистратов, консула или претора. При этом, разумеется, все мужчины из дома уходили, и что там происходило – об этом знали только древние римлянки.
В тот год праздник проходил в доме претора Цезаря. Любопытный Клодий решил переодеться в женское платье и проникнуть туда. Была ли в курсе Помпея? Трудно сказать. По нашему разумению, вряд ли женщина смогла бы пригласить мужчину на девичник с какими бы то ни было целями. Хотя, если верить Плутарху, Клодия провела в дом служанка Помпеи и оставила его в вестибюле, а сама ушла искать госпожу. Однако нетерпеливому Клодию надоело ждать, и он пошел искать свою любовницу сам. На него наткнулась другая служанка, но уже Аврелии, матери Цезаря, которая на правах старшей хозяйки и распоряжалась праздником. Увидев незнакомую женщину, служанка стала ее расспрашивать, при этом, несмотря на сопротивление Клодия, подвела его поближе к свету, имея две цели: выяснить, кто же эта незнакомка, и привести ее к хозяйке. Клодию не удалось изменить тембр своего голоса, и рабыня догадалась, что перед ней не женщина. Она подняла крик, что в доме мужчина, началась легкая паника. Аврелия прекратила таинства и вместе с другими пошла на поиски святотатца, который и был найден в комнате служанки Помпеи.