Юнкера, без толку слонявшиеся по двору, спросили его, скоро ли явится Краснов. Он сообщил им, что через несколько минут на помощь придет броневик, но по угрюмым лицам понял, что это известие не очень их радует.
— Не стоило выступать, если не знали наверняка, что Краснов придет, — сказал один из юнкеров.
И никто не возразил ему.
Мимо проносили раненых. Во время последних атак красногвардейцам два раза удалось подойти к воротам вплотную. Пули попадали подарку, и человек семь юнкеров пострадали.
Затем внезапно появился слух, будто матросы скоро заберутся на крышу станции и начнут поливать двор из пулемета. На чем основан был этот слух — неизвестно, но юнкера то и дело с унынием поглядывали вверх на крышу.
Михаленко понимал, что нужно немедленно предпринять что-то решительное, иначе у осажденных не хватит духу дождаться броневика. Он задумал устроить вылазку и попытаться очистить от красногвардейцев Морскую до угла Невского. В успех этой вылазки он сам не вполне верил, но надеялся, что она приободрит юнкеров, займет их на некоторое время, а там подойдет броневик и решит все дело.
Он приказал строиться под аркой и готовиться к вылазке. Человек двадцать юнкеров сгрудились перед воротами, остальные сделали вид, будто не слышат Михаленко, и продолжали слоняться по двору. Михаленко ничего им не сказал, чтобы не затевать пререканий, которые все равно ни к чему не приведут.
После долгой толчеи осторожно приоткрыли ворота.
И навстречу юнкерам в ворота под арку вошел старик в котелке, в черном пальто и галошах. Это был отставной штабс-капитан Чекалин. Он сделал знак закрыть ворота, и ворота немедленно захлопнулись. Взяв Михаленко под руку, он отвел его в сторону, в угол двора.
— Когда придет броневик? — спросил его Михаленко шепотом.
— Никогда, — ответил штабс-капитан. — Инженерный замок сдался.
Иван Гаврилыч Федоров, командир маленького отряда красногвардейцев-железнодорожников, молчаливый и солидный слесарь, лет сорока, уже четыре раза ходил в атаку на ворота и четыре раза возвращался к Кирпичному переулку, потому что отряд не выдерживал огня. Юнкера отчаянно стреляли из окон станции.
Вместе с Иваном Гаврилычем ходил на ворота его старший сын Афанасий, мальчик лет шестнадцати. Афанасий увязался за отрядом с утра, и отец никак не мог прогнать его домой. Присутствие сына раздражало и тревожило Ивана Гаврилыча, хотя он немного гордился перед товарищами, что у него такой большой и лихой сынок.
— Дурак! — после каждой атаки вполголоса говорил он Афанасию. — Я тебе покажу, как соваться вперед! Погоди, придешь домой, у нас будет другой разговор…
Афанасий отворачивал от отца веснушчатое круглое лицо и отмалчивался, шмыгая носом.
После четвертой атаки Иван Гаврилыч пришел к убеждению, что матросы-пулеметчики, сидящие на крыше против станции, неправильно стреляют. Им надо бы метить по окнам, по этажам, а они осыпают пулями только улицу перед воротами, где и без того пусто. Иван Гаврилыч решил выяснить, в чем дело, и отправился.
Он довольно долго блуждал по каким-то дворам и черным лестницам, наугад разыскивая дорогу. Наконец он попал на чердак и, бредя согнувшись между красными кирпичными трубами, увидел оконце, возле которого стоял пулемет. Над пулеметом возились двое моряков. Один принес в ведре воду, чтобы остудить разгоревшийся ствол, другой лежал рядом ничком на полу.
— Вы бы по окнам, ребята, — сказал морякам Иван Гаврилыч. — Гнать их нужно от окон, а то нам никак до ворот не дойти.
— По окнам нельзя, — ответил матрос, лежавший на полу. — Там бабы. Погляди сам.
Иван Гаврилыч нагнулся и через чердачное оконце оглядел фасад телефонной станции. Во всех этажах увидел он женщин, кучками толпившихся возле подоконников.
— Они нарочно к окнам телефонисток пригнали, чтобы мы стрелять не могли, — продолжал матрос. — За юбками прячутся.
«Да, по женщинам стрелять нельзя, — подумал Иван Гаврилыч. — Нехорошо стрелять по женщинам».
Ему больше нечего было здесь делать, и он побрел к выходу.
Но матрос с ведром остановил его.
— Нужно в атаку вдоль самой стенки идти, — сказал матрос с ведром. — А вы бежите посреди улицы, вот они вас из окон и валят.
«Правильно!» — подумал Иван Гаврилыч.
И сказал матросу:
— Попробую.
Через несколько минут отряд Ивана Гаврилыча уже шел гуськом вдоль стены к воротам. Иван Гаврилыч шагал впереди, низко нагнувшись. За собой Иван Гаврилыч слышал топот многих ног. Там, позади, был и Афанасий. Иван Гаврилыч ни разу не обернулся, но присутствие Афанасия чувствовал беспрерывно.