***
Геныч лежал в своей палатке. В ней было душно. Голова гудела, хотелось пить. Но выходить он не хотел. Он слышал, как дежурные варят обед. От мысли о еде его затошнило. Почему его никто не встретил в лагере? Ветров говорит, они его искали. Удав заладил со своими волками. Ирина Алексеевна сказала, что они пошли спать уже под утро, когда рассвело. Зачем они врут? Генке хотелось взять и уехать, ничего не объясняя. Да только дома его никто не ждал. Старший брат разозлится, что снова придется делить комнату. Родителям было не до него. Они работали. А в свободное время ругались. Нет, только не домой. Да и здесь есть кое — что, а точнее, кое — кто, ради кого стоило остаться. Он закрыл глаза и выдохнул. Ему стало легче.
Рубашка, в которой он был ночью, лежала у входа в палатку. Геныч поднял ее, чтобы убрать куда подальше. Округлый предмет вывалился на спальник. Гена взял свою находку в руки стал рассматривать. Она была древняя, похожая на отлитый в форме овал, пластина. На поверхности просматривались узоры, но сейчас они были забиты землей. Парнишка решил спуститься к реке, отмыть диковинку, и самому искупаться. Там более, что день выдался жарким. По пути к реке Гена увидел раскоп, где все столпились возле Ирины Алексеевна. На секунду у него возник импульс побежать к ним, но он не стал. Вот еще, будет он за ними бегать. Он сам по себе.
Паренек сел на мостки, и наклонившись к воде, стал отмывать загадочный предмет. Теперь на нем отчетливо виднелся орнамент в виде переплетённых линий. В центре овала был выдавлен знак. Желтый металл блестел на солнце. Геныч крутил бляшку и так, и так. И тут его осенило. Он попробовал его на зуб, как это делают в фильмах про сокровища. Никаких отпечатков. Металл был тверд. «Золото!» — подумал он, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Геныч сунул трофей в карман, а потом искупался.
***
Генка возвращался в лагерь, когда услышал крики возле столовой. Дежурные пытались остановить Стаса, который яростно махал топором и уничтожал своего идола, которого таким трудом сделал.
— Вот тебе! Ни черта ты мне не помогаешь! Чурбан безмозглый! На тебе!
Свединский как будто обезумел, и с топором в руках выглядел так устрашающе, что никто не решался к нему подойти.
— Слышь, Стасик, с идолами так нельзя, — попытался вставить Генка. — Беду накликаешь.
— А мне можно! Мне всё можно! Я тебя породил, я тебя и убью! — Кричал Стас.
И тут, неожиданно, топор отскочил, и обухом ударил Стаса по голове. Тот взвыл, схватился за голову, и сполз на колени с чурбана, на котором сидел. По лицу парня текла кровь.
***
Народ возвращался с раскопа. Стас сидел с перевязанной головой у костра, и выглядел, как ни странно, счастливым. Каждый подходил и спрашивал, что случилось, Ирина так вообще полчаса с ним возилась — сначала рану обрабатывала, а потом расспрашивала, что да почему. Он ей и про бабушку рассказал, что живут они вдвоем, а родители на Север на заработки уехали, и не вернулись. Ну, во всяком случае, бабуля ему так говорит. Он Ирине и про художку рассказал, что денег у них нет на краски… А она всё слушала, слушала, и глаза у нее были такие грустные.
***
— Геныч… А ты меня узнаешь, а? — Спросил Костян, когда ввалился в палатку. Они поселились вместе, о чем Гена пожалел в первый же день. — А то говорят, ты память потерял.
— Тебя забудешь! — ответил тот, и услышал Костин гогот.
— Не серьезно, ты все помнишь? А с чего тогда они решили?..
— Пусть думают. Ирина и Ветров, и Удав еще, знают, что нет у меня амнезии никакой. А остальные пусть думают… Да, Костян, ты не говори никому! Пусть все так считают!
Геныч был взволнован. Отличная идея! В первый раз она избавила его от расспросов. Ну, потом он рассказал, но только троим. Ирина Алексеевна слишком уж распереживалась. А сейчас можно прикрыться потерей памяти, чтобы не рассказывать правду.
— Да ладно, я никому не скажу… Купаться идешь?
— Нет. Я уже… — Генычу хотелось, чтобы сосед поскорее свалил. Тот схватил полотенце и вышел.
— Эй, это мое! — крикнул Генка, но было уже поздно.