Получалось, что пока Ирина Алексеевна будет фиксировать находки, Алиса не сможет продолжать работу на своем квадрате.
— Иди пока ребятам помоги, Генке с Олегом. Они ровняют стенки, а ты позачищай там развал сосуда, — предложила Ирина.
Алиса взяла инструменты и направилась к мальчишкам.
— Меня к вам на зачистку отправили, — сказала она. — Вы не против?
— А ты что на своем квадрате не работаешь? — спросил Геныч.
— Я зачистила погребение. Ирина Алексеевна будет сейчас заносить находки и на план, и фотографировать. Это надолго.
— А, понятно, — протянул Геныч.
Он держал штыковую лопату перпендикулярно земле, и с ювелирной точностью ровнял стенку бровки. С противоположной стороны, то же самое делал Олег. Ребята были мастерами в этом деле.
— Что там за погребенье? Есть что интересное? — спросил Удав, отходя от своей стенки чуть назад, и рассматривая ее, как художник — холст.
— Ребенок. Маленький совсем. Рядом с ним только горшочек небольшой и глиняная фигурка человечка. С обломанными руками. И все.
Геныч вдруг замер на секунду с лопатой в руке. Потом повернулся к Алисе и спросил:
— Глиняная фигурка с обломанными ручками? — в голосе его было волнение.
Алиска с Олегом удивленно переглянулись.
— Ну да… А что, это большая редкость? — спросила Алиса. Но Геныч уже выпрыгнул из квадрата, и ее не услышал.
Он подошел к захоронению, посмотрел на куколку из глины, и оторопел. Фигурка была в точности такая же, как в его сне.
***
Вечером настал судный день. Сразу после ужина, конвой — Рома и Серега с палками — автоматами, отвели подсудимых в погреб, где те должны были находиться до начала заседания. Середину лагеря оборудовали под зал Народного суда. В самом центре расположилась трибуна из нескольких спальников. Для свидетелей и зрителей принесли бревна, чтобы сидеть. Места для подсудимых отгородили импровизированным забором, справа от них было место адвоката, слева — обвинителя.
Подсудимых под конвоем доставили на соответствующие места в зале. Подошла Ксюшка с аптечкой. Заставила присесть три раза, высунуть язык и достать пальцем до кончика носа с закрытыми глазами. Потом спросила, какой сегодня день недели. Ребята не знали, что тут же поставило под сомнение их психическое здоровье. Но они смогли сказать какой сейчас год, и Ксения вынесла вердикт, что подсудимые, в принципе, вменяемые. После этого суд начался.
«Протокол суда
Судья (Ирина Алексеевна):
Здравствуйте, товарищи! Суд идет!
(все встают и снова садятся)
— Эти два человека, заметьте — пионера, совершили тяжкое преступление по отношению к советской науке, археологическому памятнику Омь—1, и руководителю экспедиции. Они подделали ценную находку, просверлив отверстие в клыке дикого животного. Сделали они это намеренно и с корытной целью — получить в награду банку сгущенки.
(из зала слышно: «Это недопустимо!», «На каторгу их!», «Мошенники!» и т. д.)
— Слово предоставляется обвинителю.
Обвинитель (Арсений Ветров):
— Курукин Алексей обвиняется в организации преступления. Константин Шилов — как сообщник. Читаю показания Курукина: «Я нашел в своем квадрате клык животного. Говорю Костяну, то есть Косте Шилову: «Давай дырочку просверлим, и сделаем вид, что нашли подвеску!». Показания Шилова: «Курукин нашел клык, и говорит мне: «Давай просверлим дырочку». Как видите, показания подсудимых совпадают. И говорят о том, что главарем является Курукин, и в лице Шилова он нашел себе сообщника!
Судья (Ирина Алексеевна):
— Слово предоставляется адвокату.
Адвокат (Олег Майбородов, Удав):
— Костя не виноват, товарищи. Он просто слабохарактерный и поддался влиянию Курукина. А Лёшка тоже не виноват…
(в зале слышатся возмущенные крики)
— Он же хотел подшутить. Он и сам не думал, что дело примет такой оборот и дойдет до сгущенки!
Судья (Ирина Алексеевна):
— Спасибо обвинителю и адвокату. А сейчас слово предоставляется свидетелю.
Свидетель (Елисеев Кирилл, от волнения дергает головой, часто моргает):
— Я…Я… (заикается)
Подсудимый (Костя, кричит с места):
— Вы нас на вменяемость проверяли! А почему свидетелей не проверили?
Судья (Ирина Алексеевна):
— Вам, подсудимый, слова не давали! Так что помолчите!
Свидетель (Елисеев Кирилл):
— Я… считаю, что Лёшка не виновен!