Рано или поздно каждый джазмен был обязан появиться в Нью-Йорке — случилось это и с нашим героем. А в Нью-Йорке 20-х годов каждый парень с саксофоном стремился в известный оркестр Флетчера Хендерсона. Сюда же попал и Хоук. Когда в оркестр пришел трубач Луи Армстронг, он научил всех музыкантов группы смотреть на музыку по-новому. Оркестр начал яростно свинговать, и саксофонист тоже изменил свою игру, чем и выдвинулся на первые роли. Конкурентов у него не было. Хокинс стал солистом-звездой и считался авангардистом. На протяжении всей эры свинга он обладал символической монополией на тенор-саксофон, найдя в этом инструменте потрясающие возможности для самовыражения, с одинаковым умением исполняя жесткие взрывные риффы и нежно текучие баллады. По его стопам пошли десятки тенористов.
Вскоре после возвращения в Нью-Йорк из поездки на Средний Запад (и первой встречи с Лестером Янгом) Хоук решил переехать в Англию. Официальная причина заключалась в том, что он просто устал от однообразия после десяти лет работы с Флетчером Хендерсоном. В начале марта 1934 года он отправил популярному лидеру оркестра и импресарио Джеку Хилтону телеграмму с простыми словами: «Я хочу приехать в Англию». 30 марта 1934 года Коулмен Хокинс уже был в Лондоне и очень быстро снискал успех: британские любители джаза чуть ли не боготворили единственного тенор-саксофониста на весь город и оказывали королевские почести. В Европе Коулмен Хокинс провел пять лет: записывался и играл с британскими, французскими и голландскими музыкантами, а также с американцами, которых, как и его, занесло в Старый Свет.
Однажды оркестр с участием Хоука поехал на гастроли в гитлеровскую Германию, но, к большому разочарованию немецких любителей джаза, Коулмен Хокинс остался на границе, не получив въездной визы из-за расовых законов. Саксофонист вернулся из неспокойной Европы в США в июле 1939 года, как раз перед тем, как Гитлер атаковал Польшу. Американские музыканты практически ничего не знали о его европейских приключениях и с нетерпением ждали его возвращения. На родине Коулмен Хокинс обнаружил целую компанию претендентов на корону монарха тенор-саксофона. Первенство из рук Хоука были готовы выхватить Чу Берри, Бен Уэбстер и, конечно, Лестер Янг, который разрабатывал собственный стиль: лишенный вибрато, воздушный и мелодичный.
Коулмен Хокинс не сдался и создал оркестр из девяти человек, который начал выступать с 5 октября с появления в клубе Kelly’s Stable. А уже через несколько дней, 11 октября 1939 года, Хоук записал поп-стандарт Body And Soul, который стал сенсацией. Случайная запись, сделанная «напоследок», лишь бы убить время, превратилась в подлинное откровение: два квадрата идеально сбалансированной импровизации покорили и музыкантов, и публику (читатели журнала Down Beat признали его под конец года лучшим тенор-саксофонистом). Корона снова была на его голове: пьесу Body And Soul даже сравнивали но значимости с чикагскими записями Луи Армстронга. Причем сам «виновник торжества» даже не придал значения этой записи: «В ней не было ничего особенного, просто номер на бис, который я использую в клубах, чтобы уйти со сцены. Я не думал об этом номере и даже не стал слушать его впоследствии».
Большинство ветеранов джаза не приняли бибоп. Некоторые избегали этого стиля, другие открыто с ним враждовали. Не таков был Коулмен Хокинс. У него вошло в привычку впитывать все витающие вокруг музыкальные идеи, он всегда смотрел вперед: когда ему ставили его же записи, он не признавал, что играл на них. Так что никаких проблем с идеей бибопа Хокинс не испытывал и даже запросто нанимал модернистов-революционеров. После неудачной попытки создать большой оркестр Хоук собрал компактный состав, который играл в клубе Kelly’s Stables на нью-йоркской Пятьдесят второй улице. В него входили такие люди, как пианист Телониус Монк, трубач Майлз Дэвис, барабанщик Макс Роуч и басист Оскар Петтифорд. В 1944 году Хоук организовал чуть ли не первый в истории бибопа ансамбль — вместе с трубачом Диззи Гиллеспи и барабанщиком Максом Роучем, а в 1948 году он даже записал Picasso, новаторскую пьесу для саксофона без сопровождения.
В начале 50-х годов казалось, что Коулмен Хокинс вышел из моды: всюду царили кул-джаз и порхающие ноты наследников Лестера Янга. Но его стиль восстановили в правах Сонни Роллинс и Джон Колтрейн. Саксофонист Сонни Роллинс называл его своим главным источником влияния: Хоук записывался и с ним, и с Колтрейном. Многие годы в статусе джазового титана Коулмен Хокинс гастролировал и в Европе, и в Америке, активно записывался хоть с революционерами вроде Макса Роуча (в 1960 году принял участие в записи его We Insist! Freedom Now Suite), хоть с традиционалистами вроде саксофониста Бена Уэбстера и пианиста Оскара Питерсона. В 1962 году записался и с самим Дюком Эллингтоном — энциклопедические знания гармоний позволяли Хоуку музицировать с кем угодно.
В середине 60-х Коулмен Хокинс вдруг потерял интерес к жизни. Он впал в депрессию, прекратил есть, зато начать активно прикладываться к бутылке. В 1967 году саксофонист едва вытянул турне «Джаза в Филармонии», а тур в Данию 1968 года был отменен из-за проблем со здоровьем. Последний концерт Хоук дал в Чикаго 20 апреля 1969 года. Но вплоть до своих последних дней легендарный Коулмен Хокинс внушал благоговение молодым тенор-саксофонистам. Однажды молодой музыкант пожаловался саксофонисту Кэннонболу Эддерли, что Хоук заставляет его нервничать, на что тот ответил: «Так и должно быть, ведь он заставляет саксофонистов нервничать уже сорок лет!»
Послушать
Coleman Hawkins. Body & Souclass="underline" The Complete Victor Recordings 1939—1956 (2006)
Definitive
Эти полсотни композиций были переведены в «цифру» прямо с мастер-дисков, поэтому качество звука здесь максимально высокое. Но звук звуком — куда важнее то, что здесь собран исключительный материал, записанный Коулменом Хокинсом с 1939 по 1956 год для лейбла Victor. Сборник доказывает, что не случайно этого музыканта считали одним из величайших тенор-саксофонистов в истории. Здесь представлен его самый плодотворный период. Диск первый — возвращение из предвоенной Европы, сессия звукозаписи, которая породила бессмертную версию Body And Soul (к сожалению, ограниченную временем воспроизведения пластинки на семьдесят восемь оборотов в минуту), малые составы 40-х, когда бывший энтузиаст свинга развивал идеи бибопа в компании Бенни Картера, Джей Джей Джонсона, Макса Роуча и других. На втором диске — записи 1956 года, где саксофон Коулмена Хокинса блистает как на фоне струнного оркестра, так и в обрамлении джазового биг-бенда (половина пьес так или иначе касается Парижа). В обновленном оркестровом виде представлена и Body And Soul.
Лестер Янг: дело в шляпе
«... И восстал он, рожденный вновь, в призрачных одеяниях джаза в тени златых труб оркестра и излил жажду любви терзающую обнаженную душу Америки в саксофонном крике», — писал в 1959 году поэт-битник Аллен Гинзберг в своей хаотичной поэме-манифесте «Вопль». По его словам, во время написания поэмы в его голове звучала пьеса Lester Leaps In в исполнении Лестера Янга — великого саксофониста и настоящего кумира битников, воплотившего своей жизнью и музыкой шик, обаяние и разрушительное начало джазового музыканта. Авторитет этого музыканта непререкаем с 30-х годов прошлого века. Его называли Президентом, и с самого начала он отличался ото всех: держал саксофон не прямо, а наискосок, с иголочки одевался, носил шляпу с круглой плоской тульей и придумывал свой собственный шутливый жаргон. Например, деньги он называл «хлебом», а вопрос «как пахнет хлеб?» в переводе с Лестера Янга означал: каков будет гонорар за выступление?
В начале 30-х годов «королем тенор-саксофона» был Коулмен Хокинс. В декабре 1933 года нью-йоркский оркестр Флетчера Хендерсона играл в Канзас-Сити — городе с особой джазовой историей и своим стилем. И именно здесь Хоук впервые встретился с серьезной угрозой своей монополии. Он пропустил одно выступление, и вместо него на сцену вышел местный паренек Лестер Янг, который играл великолепно. Хокинс, узнав об этом, с саксофоном в руке отправился на поиски наглеца, чтобы преподать ему урок. Тот не испугался. Битва состоялась в клубе Cherry Blossom, в присутствии всей джазовой богемы Канзас-Сити: Хоук играл нарочито экспрессивно и даже агрессивно, на что Янг ответил не менее техничной, но легкой, воздушной, расслабленной игрой. Саксофонисты играли целую ночь и все утро, и Лестер Янг не сдал своих позиций. Наконец-то Коулмен Хокинс встретил достойного соперника!