– В чем дело? – спросил Карл Тифлин. – Из-за чего Джоди такой шум поднял?
Миссис Тифлин кивнула на старика.
– Он хочет у нас остаться. Кое в чем помогать по хозяйству и остаться здесь.
– Мы его взять не можем. Нам люди не нужны. Да и стар он слишком. Все, что надо, делает Билли.
Они говорили о Гитано, будто его и в природе не было, и вдруг до обоих это дошло; они посмотрели на старика и смутились.
Он откашлялся.
– Слишком стар я, чтобы работать, это верно. Я пришел туда, где родился.
– Ты родился не здесь, – возразил Карл.
– Не здесь. В глинобитной хижине за холмом. Раньше, до вас, все это было одно ранчо.
– В доме из глины, который весь рассыпался?
– Да. И я там родился, и мой отец. Я останусь здесь, на ранчо.
– Говорю тебе, не останешься, – рассердился Карл. – Какая мне польза от старика? Ферма у меня не бог весть какая большая. Кормить старика да оплачивать счета доктору – это мне не по карману. Должны же у тебя быть родственники, друзья. К ним и иди. А то пришел к чужим людям, будто нищий.
– Я здесь родился, – терпеливо и неколебимо сказал Гитано.
Карл Тифлин не любил быть жестоким, но тут понял – без этого не обойтись.
– Сегодня можешь у нас поесть, – распорядился он. – Поспишь в старом сарае. Наутро покормим тебя завтраком, а дальше иди своей дорогой. К друзьям. А умирать у чужих людей – это не дело.
Гитано напялил черную шляпу, наклонился за мешком.
– Это мои пожитки, – объяснил он.
Карл отвернулся.
– Пошли, Билли, надо доделать дела в коровнике. Джоди, отведи его в сарай, в комнатку.
Отец и Билли пошли к коровнику. Миссис Тифлин вернулась в дом, бросив через плечо:
– Сейчас дам одеяла.
Гитано вопросительно посмотрел на Джоди.
– Идите за мной, – сказал мальчик.
В комнатке стояла койка с трухлявым матрасом, кресло-качалка без спинки, да ящик из-под яблок, а в нем – фонарь из жести. Гитано осторожно опустил мешок на пол и сел на кровать. Джоди маялся у двери, не зная, уходить или нет. Наконец, спросил:
– Вы спустились с больших гор?
Гитано медленно покачал головой.
– Нет. Я работал в долине Салинас.
Прежние мысли все не оставляли Джоди.
– А в тех больших горах вы когда-нибудь бывали?
Темные, много повидавшие глаза старика застыли, повернули свой свет внутрь – в голове Гитано чередой пошли прожитые годы.
– Один раз, когда был мальчонкой. Отец брал меня с собой.
– В самые горы?
– Да.
– И что вы там видели? – встрепенулся Джоди. – Людей, лошадей?
– Нет.
– А что там было?
Гитано все думал о своем. Он силился вспомнить, у бровей появились едва заметные морщинки.
– Что вы там видели? – повторил Джоди.
– Не знаю, – сказал Гитано. – Не помню.
– Там было жутко? Кругом сушь?
– Не помню.
От возбуждения Джоди совсем осмелел.
– Ну хоть что-нибудь вы должны помнить!
Гитано хотел что-то сказать, приоткрыл рот, подобрал нужные слова.
– Кажется, там было тихо... и красиво.
Глаза Гитано словно что-то увидели в прошедших годах – они потеплели, в них проскользнула улыбка.
– А потом вы в горы больше не ходили? – выпытывал Джо.
– Нет.
– И никогда не хотелось?
Но на лице Гитано уже появилось раздражение.
– Нет, – ответил он, и по его тону Джоди понял говорить об этом старик больше не желает. Мальчик стоял, словно зачарованный. Уходить не хотелось. К нему вернулась привычная робость.
– Давайте сходим в коровник и посмотрим скотину? – предложил он.
Гитано поднялся, надел шляпу и собрался идти за Джоди.
Уже почти стемнело. Они остановились возле желоба для воды, куда на вечерний водопой сбредались с горных лугов лошади. Большими узловатыми руками Гитано оперся о верхнюю перекладину забора. Пять лошадей спустились к желобу, напились вволю и, отошли в сторонку, принялись пощипывать сухие травинки, тереться боками о колья забора, отполированные до блеска. Прошло какое-то время, и из-за холма, тяжело ковыляя, появилась старая коняга. Зубы у нее были желтые, длинные; копыта плоские и заостренные, будто лопаты; ребра и таз выпирали из-под кожи. Через силу дохромав до желоба, она стала пить воду, громко причмокивая.
– Это старина Истер, – объяснил Джоди. – Самый первый конь моего отца. Ему тридцать лет.
Он взглянул в старые глаза Гитано, ожидая какого-нибудь ответа.
– Уже не тянет, – сказал Гитано.
Из коровника вышли отец Джоди и Билли Бак и направились к ним.
– Слишком стар, чтоб работать, – повторил Гитано. – Только ест, скоро смерть его приберет.
Карл Тифлин услышал последние слова. Он был зол на себя, что так жестоко обошелся со старым Гитано, и жестокость опять полезла из него.
– Давно бы пора пристрелить Истера, – заговорил он. – Избавили бы его от боли, от ревматизма. – Он искоса посмотрел на Гитано – уловил ли тот параллель, но большие костистые руки не шевельнулись, глаза недвижно смотрели на лошадь. – К старичью надо быть милосердным, избавлять от страданий, – продолжал отец Джоди. – Один выстрел, сильный шум, одна сильная боль – скажем, в голове – и все. Это лучше, чем вечная ломота в костях и гнилые зубы.